Во время продолжавшегося на протяжении всей жизни поиска того, что сможет сделать ее приятной, он обнаружил, что живет ощущениями. Ему нравилось прикосновение шелка к коже, нравился блеск русского соболя Он любил разнообразную еду и не отдавал предпочтения ни одной из кухонь, но на его столе всегда присутствовали зелень и легкие соусы. Его винный погреб был подобран со вкусом, а не на потребу моде, и он особенно любил, потягивая портвейн, провести вечер у камина в компании приятной женщины. Если женщины не было, могла сойти и хорошая книга. Его оскорбляли неблагозвучные голоса. Сколько раз он оказывался свидетелем того, как, открыв рот и произнеся несколько предложений, красавица разрушала старательно созданное о себе впечатление. Он был чувствителен к запахам, компании неряшливого человека предпочитая одиночество. А ведь некоторые из знатных людей по-прежнему считали, что купание делает тело беззащитным перед вредными воздействиями. Дневная прогулка по обширному парку Сандерхерстаоживляла все его чувства. Цветущие яблони, гудение пчел, полет ласточки, пение соловья — все это проникало в самую душу.

Ощущение спящей в его объятиях Мэри-Кейт…

Она пришла к нему даже более невинная, чем самые неопытные светские женщины. Он привнес в их отношения знания, приобретенные у своих многочисленных пассий. Он сторонился людей, она всегда была окружена толпой. Богатство изолировало его от мира, позволяло следовать своим желаниям, заниматься только тем, что его интересовало. Ее бедность подразумевала постоянный труд; она проводила свои дни в заботах о куске хлеба насущном.

Тем не менее существовало и сходство, хотя оно не проявлялось так наглядно, как различия. Он получил образование в самой лучшей школе, она занималась практически по той же программе с отставной гувернанткой, которая не преминула вложить в Мэри-Кейт страсть к литературе и истории. Его научили не доверять, несмотря на то что ему очень этого хотелось. Жизнь научила ее полагаться только на себя, сделала недоверчивой. Она была незаметной служанкой. Личность Арчера Сент-Джона вытеснило его положение главы империи Сент-Джонов. Никто не видел его самого, искали только то, что он мог дать другим. Его ценили не за личные качества, а за количество у него денег.

Когда он успел привыкнуть к ее утренним появлениям в оранжерее? Она приходила в платье, подаренном его матерью, милая, свежая, глаза ее горели любопытством и лукавством.

Когда он стал интересоваться ее мнением о жизни в Сандерхерсте? Иногда Мэри-Кейт пробиралась на кухню и запросто болтала с Питером только для того, чтобы потом рассказать Сент-Джону обо всех домашних сплетнях, удивляя его подробностями, которые дотоле были ему неизвестны, и рождая в нем ощущение, что он многого не знает о собственном поместье.

Когда он успел настолько привыкнуть к чувствам, которые она в нем пробуждала? Обыкновенное вожделение и трудно объяснимое влечение.

Хотел бы он стать герцогом, рыщущим среди капусты!

Мэри-Кейт понадобилась секунда, чтобы пробудиться. Она не выбиралась из сна, не потягивалась. Проснулась внезапно, открыла глаза и с улыбкой посмотрела на него:

— Уже утро?

— Нет, — солгал он. — Полночь. Спи.

Он приподнялся на локте, разглядывая ее. Она отбросила назад спутавшиеся волосы. Протянула руку и дотронулась до его щеки, погладила. Сонная, довольная улыбка заиграла на ее губах, как будто порхнула бабочка, прежде чем Мэри-Кейт снова уснула.

Тогда он видел ее в последний раз.

— Ты ведь не слышал ни одного слова из того, что я тебе сказал?

Арчер моргнул, улыбнулся и сознался в своем грехе.

— А я тут стараюсь, рассказываю про все порты, в которые заходил по твоему поручению.

— Сомневаюсь, чтобы Алиса поплыла на корабле Сент-Джона.

— Я подумал то же самое, Арчер. Поэтому и взял на себя смелость оставить объявления во всех портах, куда мы заходили. Надеюсь, ты готов выплатить разумное вознаграждение?

— И насколько же ты меня обязал, Роберт? — Он тут же махнул рукой. — Не важно. Покой стоит того, не правда ли?

— Ты примешь ее назад?

Дружба обязывает, подумал Арчер. Она требует открыть другому свою душу, рассказать, как ищешь и что об этом думаешь. Насколько далеко он хочет распространить свою дружбу?

В конце концов он ответил, и не только потому, что у него было мало друзей, а Робертом Данли он всегда восхищался. Не потому даже, что ответить было легко. Нет, он ответил потому, что давно уже все для себя решил.

— Если жена пожелает развода, я его ей дам, Роберт. Если она захочет утешения, я не откажу ей и в этом.

Роберт через стол чокнулся с Арчером.

— В таком случае поздравляю тебя, мой друг. Ты выказал больше сдержанности и больше прощения, чем я ожидал.

— Не думаю, что это прощение, Роберт, скорее признание своих прискорбных ошибок. Как я могу судить кого-то другого?

— Множество людей пытается, Арчер. Мир полон лицемеров.

— Мне кажется, многие из них — мои родственники, — с улыбкой заметил Арчер.

— Итак, я сказала паше, что негоже похищать подданных его величества. Меня совсем не радовал такой поворот событий. А он заявил, что английский король не имеет власти над его страной, что здесь правит он — и, следовательно, ему решать — и что из меня выйдет очень подходящая жена под номером сто одиннадцать.

— И как же вам удалось выбраться из этой ситуации, Берни?

Глаза Берни сверкнули. Она свернула последний отрез ткани и положила его на стол.

— Британский консул весьма равнодушно отнесся к тому, чтобы англичанку, графиню, провезли по землям паши как новую жену. Паше сказали, что я вполне могу оставаться его женой, если он и не отправит меня в гарем Я отказалась от компании скучающих и злобных женщин. Мы расстались вполне дружески. Полагаю, ты могла бы называть меня ваше высочество, если бы он не развелся со мной, что в Аравии делается очень просто.

Берни положила рядом с белым атласом еще один кусок ткани.

— Ты разочаровываешь меня, моя дорогая. По крайней мере могла бы показать, что на тебя произвела впечатление моя встреча с особой королевской крови. Ну ладно, теперь я жду, что ты будешь потрясена моей щедростью. Все эти красивые ткани можно превратить в очень милые наряды. Я не намерена отпускать тебя из Сандерхерста в твоих ужасных черных платьях. И вообще, — пробормотала она, возвращаясь к одному из самых стойких разногласий между ними, — я не понимаю, почему ты должна уезжать То, что ты хочешь сделать лично, мы можем осуществить по почте.

Она взглянула на Мэри-Кейт, и выражение недовольства на ее лице сменилось тревогой.

— Мэри-Кейт? Молчание вместо ответа.

— Если ты не ответишь мне, Мэри-Кейт, я позову Джонатана. Запалю перья и начну махать у тебя перед носом. Я откопаю свои нюхательные соли — не знаю, куда я их задевала! — и рассею твою тошноту.