19 июня с. г. военные дипломаты вылетели в Москву рейсом 1147.

Начальник Майкопского горотдела КГБ

полковник ГОРЕМЫКА

Мальвина проснулась до рассвета. Смутное чувство тревоги, возникшее сразу после ночного разговора с братом, обрело к утру конкретную форму протеста, а в ушах продолжал стоять его голос:

«Я больше не могу, мне все здесь опостылело».

Скорее не набор слов, а голос Константина, усиленный международными ретрансляторами и от этого преувеличенно безысходный, поразил Мальвину более всего. Перед глазами встал маленький, избалованный мальчик-херувимчик. Огромные, во все лицо, голубые глаза, аккуратно уложенные каштановые волосы, синий бант у подбородка на белоснежной сорочке, коротенькие штанишки на бретельках. «Такие дети были только у царей», — сказала однажды чистенькая старушка в троллейбусе, когда Мальвина вела младшего брата на прогулку в городской парк.

Давно, ох, как давно это было! Вечность? Да и нет. Просто это было в другом мире, в другой жизни. Там, где и сейчас продолжает жить Костя. Да, мне понятно твое настроение, Котенька! Но от настроения до устойчивого намерения — огромная дистанция. Потерпи, братик, потерпи. Мне ведь до поры тоже невмоготу было смотреть на строителей коммунизма, среди которых тебе сейчас приходится жить. Прилюдно сквернословящие, вечно пьяные, жующие на бегу пирожки, лузгающие семечки в троллейбусе, они и у меня вызывали изжогу и отвращение.

У каждого в жизни выпадает определяющий кон. Один. Сумел ты им воспользоваться — пьешь шампанское в Париже. Не сумел — преешь в «совке»…

Как говаривал классик мировой литературы: «Один раз в жизни фортуна стучится в дверь каждого человека. Но во многих случаях человек в это время сидит, потягивая пиво, в соседнем кабачке и не слышит ее стука».

А ведь этот человек, сидящий в кабачке, теряет — ни много ни мало — шанс увидеть свет в окошке засранного туалета и выбраться из него. Я сумела выбраться из этого отхожего места под названием «совок»! А шампанское… Да, я уже в Париже, но на шампанское надо еще заработать…»

От этой мысли у Мальвины задергалось левое веко. Она приподнялась на локте, взглянула на себя в зеркало, пытаясь унять непослушную мышцу:

«С каждым днем во всех отношениях мне становится все лучше и лучше!» — с этими словами Мальвина сделала над собой усилие и улыбнулась своему отражению в зеркале. Конвульсивное подергивание века прекратилось.

«Да, великое дело — аутотренинг». — На память пришел оператор и по совместительству любовник, Винсент, не устававший повторять во время конспиративных встреч: «Самодисциплина. Самообман. Самозащита». Жаль, конечно, что он передал меня Полю… От этого африканца глубокомысленных, философских или, наоборот, чисто прикладных жизненных истин не дождешься… Негры, они и есть — негры…

Костя, пожалуй, и представления не имеет, что это такое. Ему все давалось легко, походя. Его опекали, ему потакали, им восхищались. Восхищались его внешностью, его способностями. За что бы он ни брался — все у него спорилось. В пять лет от роду стрелял из духового ружья лучше, чем завсегдатаи тира, в двенадцать играл наравне с заматеревшими в карточных баталиях преферансистами. В семнадцать — золотая медаль по окончании школы, поступление в престижный МГУ на физмат. Мальчик из дремучей провинции, попав в столицу, делал не по возрасту верные шаги. С моей помощью легко овладел дочерью генерала и женился. Конечно, мы тоже не без царя в голове, да и внешне кое-кому можем фору дать…»

Мальвина тряхнула копной черных волос и искренне залюбовалась своим отражением в зеркале.

«Вот что дает смесь славянских кровей с персидской…»

Мальвина никогда не знала своего отца, но от матери слышала, что он выходец из Ирана.

«Но чтобы процветать в Париже, эффектной внешности еще недостаточно. На какие унижения надо было решиться, какие круги ада пройти, чтобы оказаться здесь! Фу! У меня до сих пор стоит в носу запах пота тех негров, с которыми поневоле пришлось ложиться в постель там, в Москве. Но что оставалось делать? Цель оправдывает средства! Хотя, негры неграм — рознь! Вон мой нынешний оператор, Поль, бывший водитель военного атташе Франции в Москве, ишь, тоже оказался в команде Винсента, а он совсем не похож на африканских аборигенов, выходцев из тростниковых лачуг… Хотя эта африканская ограниченность присутствует и в нем, но тем не менее он — ни много ни мало — капитан Главного управления национальной безопасности Франции. Величина! Валентине бы с ним задружить в свое время, небось сейчас бы не билась как рыба об лед, чтоб выехать из «совка»… Ну, бог ей судья, влюбчива уж больно. То Видов, то этот сифилитик… Как бишь его зовут? А! Христос… Ну, да ладно! Всяк живет, как может. Хорошо еще, что ей попалась такая наставница, как я. Не кто иной, а я выдала ее замуж за кандидата в покойники. Мой протеже, академик, помер, квартиру ей оставил, теперь уж пусть сама крутится! Жаль, конечно, что встретиться с ней не довелось, когда я приезжала в Союз… Ни в первый, ни во второй раз. Помнится, в последний мой приезд она в кожвендиспансере лечилась, а то бы я кое-что ей подсказала. Хотя, у меня в тот приезд и своих проблем хватало…»

Взгляд упал на портрет мужа на стене. Рисунок, сделанный уличным художником-моменталистом с Монмартра.

«Вадим… Вот еще один счастливчик, как говорит Костя. Но разве Вадим просто счастливчик? Нет, нет и еще раз нет! Человек, который сам себя сделал. Только такой и мог оказаться рядом со мной… Удивительно, как распоряжается судьба! Мы с Вадимом — психологические близнецы, проделавшие, нет, пробившие себе дорогу в Париж, вдруг встретились на Монмартре. Да только из-за этого стоило уехать из «совка». Хотя в постели Вадим — ничтожество, но для этого есть Поль или Винсент, наконец! А в остальном Вадим меня вполне устраивает…

Стоп! Хватит философствовать, пора приводить себя в порядок. День предстоит не из легких. Послезавтра — Москва. А надо ведь еще пройти последний инструктаж у Поля… Как он мне уже надоел, неуемный оператор-сексозавр! Эти встречи в гостиницах, где проститутки практикуют, совсем не для меня, преподавателя лицея. А о других местах он и слышать не хочет. Похоже, у него с Винсентом — одна школа и одна выучка…

Конечно, ему в гостиницах удобнее: полчаса на инструктаж, два — на «практическое усвоение теоретического материала». Это он сексуальные упражнения так называет…

Вообще-то поначалу все было нормально и даже очень ничего, хотя и не без сексуальных излишеств, но куда ж от них денешься! Нет, все-таки трудно общаться с такими сексуальными фуриями, как Поль. Трудно представить, что он делает с остальными своими четырьмя женами-африканками… И делает ли вообще что-нибудь — у него же есть такая партнерша, как я! Ведь каждая явка с ним превращается в секс-оргию! Может быть, у него и нет этих четырех жен-африканок? Как знать… Хотя кто бы мог предполагать, что он может быть таким нежным любовником?! Но нужен ли мне Поль как любовник? Как оператор — да! Работа с ним дает значительное поступление в наш с Вадимом семейный бюджет… Ну, а в остальном?.. А в остальном — лучше бы остался моим оператором Винсент… Все-таки белый… К тому же, если он не врет, — отпрыск итальянского княжеского рода… Ну, да выбирать не приходится! Поль, так пусть будет чернозадый Поль, лишь бы деньги платил!.. Интересно, а его начальство знает о моих с ним неформальных, постельных отношениях? Или постель тоже входит в программу поддержания и закрепления установившихся между оператором и агентессой отношений?