Антиэмигрантская кампания началась почти сразу же при вступлении на престол сына Александра – Петра II (так как он был несовершеннолетним, то при нём был создан регентский совет во главе с принцем Павлом, двоюродным братом убитого короля).

Пытаясь противопоставить бездоказательным выпадам здравый смысл и восстановить историческую справедливость, заключавшуюся в том, что благодаря русской армии и православным людям Сербия не раз была спасена от разгрома, эмиграция участвовала в общественной полемике. Безрезультатно или с малым успехом, ибо нарастающее влияние коммунистов и сепаратистов на общественное мнение, умело замешанное на национализме, не оставляло русской эмиграции шансов на «самооправдание».

Участие в чужом многоэтническом споре лишь ослабило позиции русских, самих являющихся этническим меньшинством. Поддерживая линию единства народов, населяющих Югославию, порой они выступали за права национальностей отстаивать собственную самобытность, имея в виду и собственное право на «русскую жизнь». Представители эмигрантских организаций, наряду с патриотами из Югославского национального движения «Збор» выступали против разделения страны на этнические анклавы, с так называемых «охранительных позиций», сформулированных еще в царствие Александра, заповедавшего «хранить Югославию».

Позиция русских, сколь бы аргументированной или дружественной ко всем народам страны она ни была, неизменно наталкивалась на непонимание и враждебность как коммунистов, так и национальных движений хорватов, словенцев, боснийцев и проч.

Масло в огонь подлило еще одно событие, произошедшее в июне 1940 года. Признание югославским правительством СССР как субъекта международного права дезавуировало заверения в 1938 году русской эмиграции премьер-министром Миланом Стоядиновичем в том, что позиция правительства будет оставаться неизменной, и диалог с советской властью не будет инициирован.

Это подорвало фундаментальным образом авторитет правительства в глазах «белых» русских и сделало их заложниками ситуации, при которой они могли подвергнуться насилию со стороны левых радикалов и коммунистических экстремистских групп. Лишь после того, как Германия, провозгласившая «крестовый поход против коммунизма», в 1941 году вторглась в пределы страны, жизнь русской эмиграции изменилась к лучшему. Прекратились нападения на безоружных русских офицеров, священников, женщин и детей. Коммунисты бежали, а либеральных деятелей эмиграции, часть которых до войны была тесно связана с масонскими кругами, немцы арестовали, начав расследование их антигосударственной деятельности.

В Белграде перед войной состоял уполномоченным, ведавшим интересами русской эмиграции и нуждами кадетских корпусов, бывший посланник российского императорского МИДа некто В. Н. Штрандтман. По сведениям немцев, еще в 1920-е годы он входил в некую ассоциацию российских послов и посланников[145], являвшихся членами масонских лож. На протяжении двадцати лет ассоциацией принимались решения по распоряжению зарубежными средствами российских загранучреждений; они же повлияли на то, что останки алапаевских мучеников и свидетельства, собранные следователем по особо важным делам Соколовым, исчезли, не попав для расследования в руки компетентных исследователей.

По окончании сбора германскими следователями данных, уличающих Штрандтмана в незаконном распоряжении государственными деньгами в пользу тайной организации, он был посажен под арест, однако, к своему счастью, нашел в лице первоиерарха зарубежной православной церкви митрополита Анастасия (Грибановского) своего активного защитника. Последний обратился к германским властям с просьбой об освобождении масона ввиду того, что он имел неоспоримые заслуги перед русскими военно-учебными заведениями в Югославии.

Заступничество православного архиерея спасло Штрандтмана от отправки в концентрационный лагерь, и Василий Николаевич вскоре был отпущен на свободу, но еще долго оставался под впечатлением ареста, сознавая, что был на шаг от гибели.

После начала германо-советской войны в 1941 году в Югославии произошел подъем в среде военной эмиграции. Для формирования военизированной организации эмигрантов-антикоммунистов немцами был назначен генерал-майор Михаил Фёдорович Скородумов. Он был офицером Российской императорской армии и отличился большой личной храбростью на полях Великой и Гражданской войн. Замысел генерала, ради которого он согласился встать во главе нового формирования, заключался в том, чтобы сплотить державно мыслящую эмиграцию для совместной с немцами борьбы с коммунизмом. Генерал не считал возможным участие немцев в определении будущего политического устройства России в послевоенном мире и рассматривал эмигрантскую силу равноправным партнером с войсками рейха.

Монархические и державные воззрения русских не укладывались в предложенную немецкими вождями концепцию «нового порядка», как ориентированную на атеистические ценности в совокупности с мистикой язычества, столь культивировавшейся в Германии. Разрешить Скородумову стать полноправным вождем значило бы противопоставить его будущую деятельность по восстановлению православно-монархической модели развития России реальным планам Германии, в которые не входило содействие воссозданию Великой России, что не допускал дух национального эгоизма, издревле присущий европейским этносам.

Немцы попытались вбить клин между Скородумовым и православными иерархами в изгнании, пользуясь их стремлением к существованию вне политических организаций. Так как Скородумов мало задумывался о роли православного духовенства в опубликованной программе, в силу неосведомленности в церковных вопросах он поставил их богослужебную и миссионерскую деятельность в прямую зависимость от военного руководства. У Синода РПЦЗ возникли предсказуемые возражения, начало которым положил его курьезный приказ Синоду о вертикали управления, модель которой не предусматривала самостоятельности проповедников и миссионеров, как, впрочем, и всех остальных лиц духовного звания без разрешения на то самого генерала. Кроме прочего в нем было сказано, когда служить молебны и литургию, и давались самые неожиданные указания пастырям, которые, конечно, никак не могли принять распоряжения военного в части дел сугубо духовных.

Трения между духовенством и Скородумовым каждый в русской эмигрантской среде комментировал по-своему, но главной цели немцы добились: в русской среде снова не было единства. А некоторые русские молодые эмигранты написали доносы в Белградское отделение гестапо о том, что все синодальные клирики из РПЦЗ – не кто иные, как масоны, вроде Штрандтмана, и что с ними не нужно считаться, а генерал Скородумов просто обязан был навести порядок.

Митрополиту Анастасию (Грибановскому) пришлось снова послать своих представителей в гестапо, где ими было заявлено, что РПЦЗ никаким распоряжениям, которые издаются людьми, не имеющими отношения к Церкви, подчиняться не будет.