Успехи здравоохранения во Французской империи

Существует и вторая, имманентная причина краха нацистского имперского проекта. С точки зрения демографии, 80 миллионов немцев могли владычествовать над Европой. Теоретически Германии было легче управлять Украиной, чем Великобритании – Уттар-Прадешем: Киев ближе к Берлину, чем Канпур к Лондону. С другой стороны, в 1941 году немцев искренне приветствовали как освободителей во многих областях Украины, и не только там: на западе СССР жили этнические меньшинства, к которым Сталин относился с подозрением и подвергал репрессиям в 30-х годах. Многие надеялись, что власть немцев будет лучше власти русских. И все же немцы совершенно не сумели воспользоваться этими преимуществами.

“Высокомерные, заносчивые немцы из рейха”, щеголявшие шикарными мундирами, были чужды даже этническим немцам, которых они якобы освобождали от иноземного гнета. Хуже того, они даже гордились тем, что подвластные народы голодали. “Я выдавлю из этой страны все, до последней капли, – объявил Эрих Кох, назначенный рейхскомиссаром Украины. – Я приехал не для того, чтобы работать на благосостояние этого народа”. Геринг хвалился тем, что “ему наплевать” на тех, кто не является немцами: пусть “умирают от голода”[487]. Примером бесчеловечности нацистов может служить их обращение с советскими военнопленными, захваченными в ходе операции “Барбаросса”. К февралю 1942 года из 3,9 миллиона пленных в живых осталось лишь 1,1 миллиона. Этих людей, загнанных за колючую проволоку, предоставили разрушительному действию недоедания и болезней. При этом нацистам было мало морить жертвы голодом. Они чинили над ними насилие, варьировавшееся от импровизированных избиений (за отказ делать нацистское приветствие или, напротив, за то, что такое приветствие делали без приказа) до геноцида, осуществляемого индустриальными методами. Все это очень напоминало расправу с гереро – теперь в другом масштабе.

Некоторые немцы осознавали безумие происходящего. По словам гауляйтера Альфреда Фрауенфельда (февраль 1944 года),

То был, как выразился чиновник из Министерства оккупированных восточных территорий, “шедевр ошибочной политики… – за год загнать в леса и болота, сделать партизанами людей, настроенных абсолютно прогермански, торжественно приветствовавших нас как освободителей!”[489]

К высокомерию, грубости и жестокости немцев добавилась некомпетентность. Уже в 1938 году офицер вермахта указал на “полнейшую неспособность рейха управлять” только что аннексированной Судетской областью. Министерство оккупированных восточных территорий (Ost-Ministerium) Альфреда Розенберга очень скоро прозвали “министерством хаоса” (Cha-Ost-Ministerium). СС надеялось достичь некоторой централизации наподобие имперской, однако Гиммлер и его подручные загубили даже проект переселения 800 тысяч этнических немцев. Отто Олендорф (командир айнзатцгруппы, который несет ответственность за убийство десятков тысяч советских евреев) жаловался, что основным занятием Гиммлера было “установление беспорядка”[490]. Однако окончательная ответственность за неэффективность нацистской империи лежит не на Розенберге или Гиммлере, а на их хозяине. В конце концов, Гитлер был главным в Третьем рейхе (578 из 650 важнейших правовых актов военного времени были опубликованы от имени Гитлера). Вскоре после вторжения в СССР он утверждал, что “ввиду огромного размера покоренных восточных территорий имеющихся сил окажется достаточно для поддержания безопасности в этих областях, лишь если вместо судебной кары за сопротивление оккупационные силы развяжут такой террор, что воля населения к сопротивлению будет совершенно сломлена”. Это Гитлер для замирения оккупированных территорий советовал “расстреливать любого, кто выглядит сколько-нибудь подозрительно”. В глазах Вернера Беста (одного из редких в Третьем рейхе людей, имевших относительно разумные представления о имперском правлении) Гитлер выглядел современным Чингисханом, разрушителем, у варварской империи которого не было никаких шансов на долгое существование[491].

Таким образом, во многих отношениях нацистская империя была последним, отвратительным воплощением концепции, которая к 1945 году себя изжила. Мысль, будто путь к богатству лежит через эксплуатацию чужих народов и их земель, столетиями казалась убедительной. Задолго до изобретения термина Lebensraum [“жизненное пространство”], как мы видели, европейские империи стремились приобрести земли, которые следовало освоить, и население, которое следовало обложить налогами, – а еще раньше то же самое делали азиатские, американские и африканские империи. В XX веке стало очевидно, что индустриальная экономика может прекрасно обойтись и без колоний: они становились бесполезным бременем. Экономист Гельмут Шуберт в 1942 году писал, что будущая Германия – на самом деле “большая промышленная зона”, зависящая от “постоянного… притока иностранных рабочих”. Германизация Востока была невозможна. Гораздо вероятнее была ориентализация Германии, поскольку отток рабочей силы из сельского хозяйства в промышленность продолжался. Потребности военной экономики подтвердили этот взгляд: к концу 1944 года на фабрики и шахты рейха было мобилизовано около 5 миллионов иностранцев. Заметим, что мечта о расово чистой империи превратила саму Германию в полиэтническое, пусть и рабовладельческое, государство. Замена восточноевропейских рабов турецкими и югославскими “гастарбайтерами” после войны не повлияла на экономический принцип. Современной Германии ни к чему “жизненное пространство”. Ей нужны жизнелюбивые иммигранты.

Французская колониальная империя не была столь вопиюще варварской, как нацистская, иначе было бы невозможно во многом возродить ее после Второй мировой войны и даже попробовать осуществить давний ассимиляционный проект в виде Французского Союза. Отпущенное ей время – десятилетие между Браззавильской конференцией 1944 года и двойным ударом: поражением при Дьенбьенфу и началом войны в Алжире (1954) – превысило продолжительность жизни гитлеровской империи. Мировые войны явились возмездием за гордыню “цивилизаторской миссии”: европейские империи применяли друг к другу те же методы, которые они использовали (пусть и в другой степени) к африканцам. Медицина, казавшаяся универсальным спасителем в войне с болезнями, уступив расовым предрассудкам и влиянию евгеники, превратила некоторых врачей в убийц. К 1945 году понятие “западная цивилизация” действительно было внутренне противоречивым, на что и указывал Ганди. Быстрый распад европейских империй после войны оказался лишь справедливым возмездием, независимо от того, было ли большинство прежних колоний готово к самоуправлению[492].