Слуга твоей красоты,

За то, что полное счастье,

Последнее счастье — ты!»

Н. Гумилев

Мы пробрались в ограду консула через воротца в стене, прошли через неухоженный сад и оказались дома. Никто из встреченных нами слуг не был удивлен, увидев нас вместе. Игар низко перед хозяином, а потом отпустил поклон и моей особе. В ответ я тоже кивнула головой, улыбаясь.

— Ты голодна?

— Нет.

— Может, хочешь пройти в термы?

— А ты?

— И я с тобой. Слишком долго меня не было рядом. Но сегодня ночь будет благосклонна к нам.

— Почти две недели.

— Слишком долго…

Мы наслаждались теплой водой, лежа в широкой купели. Я прижималась спиной к груди Гая и он обнимал меня, обхватив руками так крепко, словно боялся, что я вдруг исчезну. Мы мало говорили вслух, перейдя на язык прикосновений, сейчас это было правильней всего. Я прикрыла глаза и удобно разместила голову на плече мужчины. Вот мое место, отныне и навсегда. Здесь мне уютно и безопасно, тепло и комфортно. Я всегда хочу ощущать рядом твое сильное, надежное плечо. Знать, что ты всегда выслушаешь меня и поддержишь, прогонишь любую тревогу, никогда не предашь. В это мне хочется верить, Гай, потому что я люблю тебя, мой суровый римлянин… мой любимый солдат.

А потом я повернулась лицом к нему и увидела его улыбку. Все как прежде… словно и не было этих страшных дней, словно нас миновали обиды и упреки. И мы не расставались ни на час. Воистину, эта ночь благосклонна…

— Я люблю тебя, женщина.

— Я люблю тебя, мужчина.

Мы наслаждались друг другом прямо в ароматной воде, щедро расплескав ее на мраморный пол вокруг. И это был мой триумф, моя победа и награда одновременно.

— Не могу насытиться тобой, Наталия, хочу брать тебя снова и снова — всю ночь!

— Однако же вы самонадеянны, Консул!

— Конечно, иначе Консулом я бы не стал.

— Римляне все такие самонадеянные…

— Но ведь не все же римляне — консулы!

— Ты, прав, дорогой! Гай, а тот легионер обрадовался?

— Какой еще легионер?

— Ну, тот — Луций, я просила наградить его, помнишь…

— Да-а, Руф сказал, что он отважно сражался и не раз показал свою выучку на деле. К тому же дисциплинирован, это ценное качество для солдата.

— Хорошо…

— О каких еще мужчинах ты думаешь рядом со мной?

— Ну-у… а ты не будешь сердиться? Гай, я дала свободу Элиаву, а он хочет быть с Анеей, она твоя рабыня и я подумала, что…

— Если это войдет у тебя в привычку, ты меня совсем без слуг оставишь, женщина? Кто тогда будет готовить для нас ванну? Ходить за едой? Убирать комнаты?

И тут я решила схитрить:

— Дело касается лишь этой девчонки. Она молоденькая и милая, не хочу, чтобы вертелась у тебя на глазах! Я ревную!

— Хм… мне нравится…

— Кто нравится? Голубоглазые девчонки, да? Я заметила…

— Мне нравится только одна голубоглазая девушка и она сейчас рядом. Такая гладенькая и беленькая…

— «Нет, нет, пожалуйста, только не овечка…»

— Что с тобой? Ты стала бледна, может, лекаря позвать?

— Нет, Гай, просто… просто мне было так страшно, так плохо без тебя. Никогда больше не оставляй меня одну, пожалуйста.

Мужчина задумчиво потер переносицу, сомкнув широкие брови:

— Цезарь может снова отправить меня в поход, но я знаю, чем занять тебя, чтобы ты не скучала. Нужно сделать так, чтобы ты была не одна. Тебе нужен младенец.

— Интересная мысль!

— Тогда нужно поскорее заняться делом.

— Но, дети не получаются скоро, я же не кошка тебе…

— Ты — моя львица!

— Мяу… Мрр… Значит, ты — Лев, а кто бы еще осмелился полюбить Царицу?

— Ты верно сказала, божественная!

И я услужливо повернулась на животик, как он того и хотел, мне же тоже нравится эта поза…

А на утро нас разбудили известием из дворца Тиберия. Император хотел видеть консула и, кажется, Каррону сегодня вручат еще одну важную государственную награду. Пришлось нам опять ненадолго проститься, ехать с Гаем я отказалась наотрез. Как-нибудь в другой раз, наслышана я о римских Цезарях, увольте, увольте…

Пока мой мужчина отсутствовал, я села за свои записи. Дополнила текст новой главой и вдруг сами собой начали рифмоваться строки. Этак, поживешь в Риме и тоже станешь поэтом. Кажется, из моих записок выйдет отличный любовный роман, надо будет посоветоваться с Элиавом, не знает ли он подходящего издателя.

Пройдет какое-то время и мы непременно посетим Кордацию. Я думаю, там, и правда, можно хорошо провести жаркое лето, особенно с ребятишками. Я хочу двоих, мальчика и девочку. Возможно, я даже осмелюсь когда-нибудь заглянуть в беседку, увитую плющом, кто знает, может, под скамьей все еще валяются сухие гранатовые корки и косточки персиков…

Наталии было невдомек, что Гай Марий еще неделю назад приказал тщательно очистить виллу от малейшего следа нашествия мятежников. Беседку в глубине сада консул тоже велел убрать, а на ее месте распорядился высадить розовые кусты. Ничто не должно печалить любимую женщину, а плющ, говорят, порой наводит тоску и дурные сны. Каррон ничему не позволит нарушить покой его драгоценной невесты, а значит, от темно — зеленых вьющихся лиан нужно избавиться.

— Домиция, как он? Ну, что ты молчишь, отвечай скорее, он дышит?

— Сейчас, сейчас, госпожа, будет дышать…

Услышав, наконец, громкий писк и недовольное хныканье я с облегчением повалилась на сложенное в изголовье покрывало. О, Боги, я справилась, а уж думала, придется в муках покинуть сей скорбный мир…

— Домиция, он здоров? Это же мальчик, верно? Да, какая мне разница, лишь бы был живой и здоровенький!

— Мальчик, мальчик, не тревожься, госпожа, все хорошо.

— Смотри не урони! Держи осторожно, как ты его вертишь, ты что это делаешь с ним, осторожнее!

Но Домиция только посмеивалась над моим страхом. Опытная акушерка ловко омыла малыша в приготовленном корытце и мигом закутала в простыню.

— Гаю уже сказали? Где он сейчас? Дома?

— Лежите, госпожа, вам нельзя подниматься, ему сообщат.

Кажется, пожилая женщина и сама была на седьмом небе от счастья, что все разрешилось так благополучно, шутка ли, принимать младенца самого консула. А вот я продолжала ныть:

— Он его Ульпием хочет назвать, ну что это за имя — Ульпий? Я хочу — Маркус — Марк, красиво, правда? Покажи, покажи, дай-ка его мне скорее, ну какой же это Ульпий, да ни за что!