только, для чего ему нужна была фаворитка Елизавета Воронцова, если он имел некоторую серьёзную ущербность. Обычно фаворитки непременно рождали детей – редкий случай, когда им удавалось избежать этого. Но у Воронцовой от Петра Фёдоровича детей не было. Ещё одно подтверждение того, что он и не способен был их иметь.

Решив заточить Екатерину Алексеевну вместе с Павлом в Шлиссельбургскую крепость, где даже были подготовлены для них казематы, он подписал себе приговор.

Свершился переворот, в результате которого на престол вступила Екатерина Вторая.

О жестоком убийстве свергнутого с престола императора Петра Фёдоровича написано много. Причём почти все выдумщики обвиняют в убийстве императрицу Екатерину II, несмотря на то что она сама пришла в ужас, получив весть о его кончине, именно о кончине, а не убийстве. А ведь существует великое множество различных косвенных свидетельств очевидцев, отрывков из воспоминаний и аналитических материалов, которые подтверждают полную невиновность государыни в этой смерти и прямо указывают на того, кому эта смерть была выгодна.

Екатерина II на балконе Зимнего дворца, приветствуемая гвардией и народом в день переворота 28 июня (9 июля) 1762 года. Художник И. Х. Кестнер

Впрочем, не лучше ли попробовать реставрировать события, изобразив их в более живом повествовании, но при этом ни в коей мере не отступая от правды?

Итак, попробуем окунуться в Петербург, взбудораженный переворотом.

После свержения ненавидимого всеми императора Петра III, который, собственно, сам себя и сделал ненавидимым не только в столице, но и во всех уголках России, до которых докатились рассказы о его вредных деяниях, Санкт-Петербург бурлил и бушевал несколько дней. Лились рекой горячительные напитки, неизменные спутники всех революционных потрясений, гулял народ и «не народ» тоже. Гуляли все – и добропорядочные граждане, и воры, и преступники покруче. Гуляли, пили здравицу матушке-императрице и выискивали на улицах иностранцев, от которых, как кричали повсюду, и «происходит на Руси всё зло».

Императрице пришлось даже выйти на балкон дворца, чтобы показаться народу и объявить о своём здравии, поскольку поползли слухи, что иноземцы извели под шумок её, «избавительницу от лютого тирана».

Но далеко не все предавались в эти дни разудалым празднествам… Кто-то действительно искренне считал, что дело сделано и наступило время благоденствия. А кто-то полагал, что пройден лишь первый рубеж на пути к «царству разума». К таковым относился и воспитатель великого князя Павла Петровича граф Никита Иванович Панин.

В тот день, с которого всё началось, он, отправив своего подопечного на очередной урок – занятия не прекращались и в те бурные дни, – Панин вышел в небольшую гостиную, окна которой выходили на шумящую разноголосицей улицу. Затворив окно, чтобы не было так слышно буйства народного, он сказал лакею:

– Просите графа Теплова.

Григорий Николаевич Теплов, активный участник переворота, то есть на этом этапе соратник Панина, доложил, что свергнутому императору срочно лекарь понадобился. Орлов сообщил, что Пётр Фёдорович просит прислать Иоганна Людерса.

Н. И. Панин. Художник А. Рослин

Ну что же, император низложен. Казалось бы, дело сделано, однако Панин заявил Теплову о том, что положено только начало. Нельзя же было позволить этому сумасшедшему заточить Павла, на которого все надежды. А ведь не случайно Иоанна Антоновича увезли из Шлиссельбургской крепости в дальний монастырь, чтобы не соединять двух, даже трёх столь опасных узников в одном остроге. Место Иоанна должны были занять супруга императора и его сын! Разве можно было такое допустить? А теперь новая задача – подготовить Павла Петровича к замене на престоле Екатерины. Панин пояснил, что решение новоиспечённой императрицы Екатерины отпустить Петра Фёдоровича в его любимую Голштинию может стать помехой. И прибавил, что низложенный император не должен покинуть пределы России. За границей он помеха планам по возведению на престол Павла и, таким образом, в какой-то мере защита для Екатерины. Когда придёт время Павла занять престол при живом Петре Фёдоровиче, даже отправленном в Европу, устранение императрицы не достигнет желаемой цели. Не удастся в этом случае отдать престол воспитаннику Панина Павлу Петровичу.

Обосновав свои цели, Никита Панин заявил:

– Нужно, чтобы Пётр Фёдорович был официально похоронен здесь, в России. Нужно, чтобы его смерть была реальной и официально признанной. Конечно, в России самозванство с некоторых пор в моде, но чем больше народу будет знать о том, что бывший император умер и похоронен, тем меньше возможностей у самозванцев.

Теплов внимательно смотрел на Панина, пытаясь понять, серьёзно ли он говорит, действительно ли хочет поручить столь деликатное, но опасное дело, которое является серьёзным преступлением, или это какая-то иезуитская провокация. Он, Теплов, действительный член Академии наук и художеств и фактический руководитель Академии вот уже на протяжении более полутора десятков лет, занимался созданием устава Московского университета и «Проекта к учреждению университета Батуринского», но никогда ему не приходилось делать то, что собирался поручить ему граф Никита Панин. Теплов был тесно связан с Разумовскими.

Когда на престол вступила императрица Елизавета Петровна и Алексей Григорьевич Разумовский стал её морганатическим супругом, он перевёз из Малороссии в Россию, в Петербург, свою мать и младшего брата Кирилла Григорьевича, которому шёл пятнадцатый год. Брат до той поры нигде не учился, и Алексей Григорьевич отправил его в Европу, приставив к нему Григория Николаевича Теплова, который был всего на год или два старше своего подопечного. Теплов, сын истопника – оттого и получил такую фамилию, – прошёл обучение сначала в петербургской школе Феофана Прокоповича, куда попал по его настоянию, а затем и в Пруссии.

Г. Н. Теплов. Неизвестный художник

Полагали, что всё это делалось именно по протекции Прокоповича, которого считали его настоящим отцом. С 1736 года Теплов служил переводчиком в Академии наук и искусств, в 1741 году стал адъюнктом Академии по ботанике, затем учился во Франции. Алексей Григорьевич Разумовский, заметив способности Теплова к наукам, поручил ему своего брата, с которым они быстро подружились. Кирилл прошёл курс наук в Италии и Франции, прослушал лекции в Гёттингенском университете и в 16 лет он по возвращении в Петербург получил от государыни графский титул и чин действительного камергера.

А спустя два года Елизавета Петровна сделала Кирилла президентом Петербургской академии наук «в рассуждение усмотренной в нём особливой способности и приобретённого в науках искусства». Разумеется, назначение было воспринято учёным миром с большим удивлением. Но всё Елизавета Петровна продумала. Фактически академией руководил именно Григорий Николаевич Теплов, который хоть и был ненамного старше, но получил прекрасное по тому времени образование. Правда,