всполошились – Цискаридзе бежит, а их протеже нет! И это при том, что Сергей был официально объявлен «утратившим зрение».

Несмотря на усилия «команды поддержки», Филина никуда не могли пристроить, потому что кандидатуры участников эстафеты передачи Олимпийского огня оказались уже согласованы. Однако потом какая-то женщина типа отдала ему свое место в Краснодаре. В общем, «слепой» бежал! Но не обошлось без конфуза. Филин бежал, окруженный неизвестно откуда взявшейся стаей бездомных собак. Потом в Интернете кто-то возмущался, мол, специально ему такую гадость подстроили. А кто-то, наоборот, от души веселился.

2

Но вернусь в 2010 год. Из Ванкувера я отправился прямехонько в Париж. Там начинались очередные выступления в рамках «Русских сезонов XXI век», которые проводил А. Лиепа. Я танцевал «Шехеразаду» и «Послеполуденный отдых фавна» в Théâtre des Champs-Elysées.

Я приезжал в Париж уже как к себе домой. Вел жизнь обычного горожанина, встававшего каждое утро на работу; между репетициями и спектаклями, как водится, ходил по музеям и по гостям. У меня ведь там осталось много друзей и знакомых.

Правда, их ряды в силу некоторых причин поредели. Потерю одних людей мы переносим философски, как само собой разумеющееся, жизнь идет, многое меняется. Но утрата дружбы с другими больно ранит. После «кислотного» скандала с Филиным, получившего огласку по всему миру, я перестал общаться с Брижит Лефевр. Никакого явного конфликта не произошло, но любовь между нами закончилась.

Сначала Брижит с неожиданным восторгом отреагировала на назначение Филина в 2011 году на пост художественного руководителя балетной труппы ГАБТа, написав в социальных сетях о том, какое это мудрое, выверенное решение. Хотя она, являясь завтруппы Оперá, к Сергею как к артисту, это все знали и в Париже, и в Москве, относилась очень неважно и в свое время не дала согласия на то, чтобы он станцевал что-то в Оперá. И она, и Юг Галь заявили: «Танцовщик такого уровня нам не нужен».

Я в тот момент про себя маленькую запятую-то поставил. Не могу сказать, что обиделся или что-то такое – я же понимаю, Лефевр – на руководящем посту, к тому же француженка, noblesse oblige, как говорят, положение обязывает…

Меня особо не задел и тот факт, что она вдруг уж очень сдружилась с руководством ГАБТа. Но когда произошел «кислотный» скандал…

Брижит же называла себя моей «французской мамой», мы с ней часто списывались, созванивались. Она могла позвонить, спросить: «Николя, ты хоть в чем-то виноват? Как ты?» А она вдруг в интервью в СМИ на вопрос обо мне начала рассказывать, как я неправ! Делая какие-то выводы, не понимая ничего в создавшейся ситуации, она заняла, так сказать, очень недружественную по отношению ко мне позицию.

И я для себя эту «дверь» закрыл. Я не выяснял ничего, не сказал ей ни одного слова. Просто подумал: «Цискаридзе, ты уже взрослый человек, тебе почти сорок лет. Ты реально заслужил не общаться с теми людьми, которые делают тебе больно…»

Я столько раз благодарил Брижит за то, как трогательно и заботливо она относилась ко мне в Париже в момент моей работы в Оперá и в госпитале, когда меня вынимали с того света французские врачи; я столько раз посылал ей цветы; в разных интервью говорил, как ее люблю и уважаю, что теперь я имею право просто помолчать.

Действуя окольными путями, Брижит не раз передавала мне привет через разных людей. Я вежливо отвечал: «Ну, увидите – от меня тоже привет».

Когда мне исполнилось 45 лет, на Первом канале в телепрограмме «Сегодня вечером» собрались очень дорогие для меня люди. И вдруг на экране вижу Брижит, говорящую какие-то хорошие, добрые слова. Я удивился ее появлению. Потом мне передали от Лефевр письмо, в котором было красиво написано, как она меня любит и по-прежнему считает своим сыном. И я ей точно так же красиво ответил, но внутри меня ничего не поменялось. Мне же все говорили, Семёнова предупреждала: «Будь осторожен с французами…»

Больше с Лефевр мы никогда не виделись и никогда нигде не пересекались.

3

После Парижа я вернулся в Москву. Станцевав свои афишные спектакли, уехал в Петербург, чтобы исполнить «Нарцисса» на гала в честь 100-летия В. М. Чабукиани на сцене Михайловского театра. Работал я по-прежнему очень много, но теперь главным для меня становились не собственные достижения, а успехи моих учеников.

Я по-прежнему ползал на коленях около их ног. Но прогресс был очевиден: ребята технически окрепли, движения обрели чистоту формы, начала вырабатываться мышечная сила. После каждодневного, дополнительного к театральному, урока мы репетировали то какие-то вариации, то фрагменты партий классического репертуара. Стало понятно, что Лина и Денис в очень приличной форме. К июню я решил приготовить с ними «Спящую красавицу»: партию Авроры с Линой и Голубую птицу с Денисом.

Репетировали мы как одержимые каждую свободную минуту. И надо отдать должное, мне очень в том помогали многие коллеги в театре. Лена Андриенко вводила Дениса в Голубую птицу. А ребята, кто кавалеров танцевал, приходили, чтобы порепетировать с Линой. И не пять-шесть раз приходили, а сколько нужно.

Иногда я просил Володю Непорожнего, чтобы он с Линой за Дезире прошел, хотел со стороны на нее в дуэте посмотреть. Я должен был сам танцевать с ней этот спектакль.

К концу мая партия Авроры у Лины оказалась практически готова, вышли, как говорится, на финишную прямую. И вдруг, виновато глядя на меня, она говорит: «Николай Максимович, я не могу наступить на ногу». Из-за травмы Лине пришлось отказаться от премьеры. Конечно, страшно обидно, но ничего не поделаешь…

Я сосредоточил все свое внимание на Денисе. Воронцова в смысле сцены была гораздо более опытной, чем Родькин. У Дениса практика исполнения даже самых небольших партий вообще отсутствовала.

Договорился с Леоновой. Денис учился во МГАХ на бакалавриате, и Марина Константиновна дала ему возможность станцевать в двух выпускных концертах pas de deux Флорины и Голубой птицы. Конечно, первые разы выглядели очень «деревянненько». Мне хотелось, чтобы Денис переборол себя, перестал бояться сцены, психологически преодолел этот рубеж. Потому-то я и взял для него одну из самых технически сложных мужских партий – Голубую птицу. Осилив ее, можно быть уверенным, что и дальше все получится.

На школьный концерт заглянул Янин. Сказал не без удивления, с оттенком покровительства, на что я давно не обращал внимания: «Ты, конечно, отчаянный человек! Что ты с Родькиным сделал за этот год?»

То, что Денис станцует партию Голубой птицы, – этого в