став олицетворением зловеще-мрачной, деструктивной силы, представляющей прямую угрозу для существования первого в мире государства рабочих и крестьян.

Строго говоря, название мифической гималайской страны сделалось именем нарицательным в глазах советских идеологов еще в конце 1920-х. Усиление административного и экономического нажима на ламство в период насильственной коллективизации вызвало большое социальное напряжение в буддийских регионах СССР (Бурятская АССР и Калмыкская АО). Среди верующих начали широко распространяться ламские «лундены» — предсказания о скором начале апокалипсической мировой войны — священного похода против врагов буддийской веры («красных») 25-го царя Шамбалы, воплотившегося в тибетском панчен-ламе. Приход царя-освободителя во главе шамбалинского войска ожидался, согласно предсказаниям, в год Лошади («Морен-жил») — в 1930-м. Именно в это время резко обострилась политическая ситуация на Дальнем Востоке в связи с экспансией милитаристской Японии, что, естественно, придавало ламским «джуд-хуралам» — молениям Эрыгден-Дагбо-хану с просьбой ускорить наступление священной войны и уничтожение еретиков и безбожников — весьма зловещий характер. Хотя с конфессиональной точки зрения призывы к владыке Шамбалы являлись столь же безобидными, как и молебствия о втором пришествии Христа. В 1929 г., в канун «шамбаланцерык», Агван Доржиев освятил только что построенный в Агинском дацане субурган Калачакры. Рассказывают, что внутрь этого памятника ламы поместили сто тысяч металлических иголок, олицетворявших железное воинство Эрыгден-Дагбо-хана.

Антибуддийские настроения в стране усилились в начале 1930-х, после ряда вооруженных — «ламско-кулацких» — выступлений в Бурятии и оккупации японцами Маньчжурии. Усилиями советской пропаганды Шамбала отныне окончательно превращается в символ крайней агрессивности, воинственности буддийского мира, прежде всего Японии. Но даже если бы международная ситуация была более благоприятной в это время, Барченко, по правде говоря, едва ли бы удалось убедить в величайшей ценности буддийского тантризма (Древней науки Дюнхор) таких ортодоксов марксизма, как Сталин, Молотов и Ворошилов. Рассчитывать на это мог только идеалист, не понимавший истинной сущности советской системы.

В 1937–1938 гг. в Бурятии и Калмыкии были закрыты («ликвидированы») последние буддийские монастыри. Советская пресса в эти годы гневно бичевала буддийских монахов за их проповедь учения о «шамбаланцерык» — войне Шамбалы. «Эта проповедь явно свидетельствует о связи ламства с фашизмом», — вещал журнал «Антирелигиозник».

«Во время поездки агента японской разведки Банчен-Богдо (Панчен-ламы — А.А.) в Маньчжурию ламы распространили слух, что эта поездка связана с организацией „земных войск Шамбалы“ и т. п. Интервенцию, которую готовит японский фашизм против СССР, ламы объявили „священной войной“ небесных сил против еретиков и безбожников, в первую очередь против русских. Учение „шамбала“ является орудием контрреволюционно-пораженческой агитации в пользу японского фашизма и разжигания националистических настроений среди верующих»[356].

9 сентября 1937 г. Военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила А.А. Кондиайна по ст. 58 п. 6, 8 и 11 УК РСФСР к ВМН — расстрелу с полной конфискацией имущества. В последнем слове обвиняемый произнес вымученную фразу о том, как ему тяжело сознавать, что он был «втянут в контрреволюционную организацию и самые лучшие годы своей жизни лил на мельницу своего врага». Приговор был приведен в исполнение в тот же день. Участь Кондиайна разделили и другие члены организации Шамбала-Дюнхор — К.Ф. Шварц (растрелян в сентябре 37-го), В.Н. Королев (26 декабря), Л.Н. Шишелова-Маркова (30 декабря), Г.И. Бокий (15 ноября 1937), И.М. Москвин (21 ноября 1937). Судьба А.В. Барченко решилась несколько позднее — 25 апреля 1938 та же Военная коллегия под председательством В.В. Ульриха вынесла ему смертный приговор, на основании тех же трех пунктов 58-й «людоедской статьи» (по меткому определению С.А. Барченко) — шпионаж (п. 6), террор (п. 8) и принадлежность к организации (п. 11).

Репрессий не избежали и жены «врагов народа» — Э.М. Кондиайн была арестована через 10 дней после гибели мужа и осуждена постановлением «тройки» (особого совещания) на 8 лет лагерей. Тот же срок 23 июля 1938 получила и О.П. Барченко (отбывала в Акмолинском лагере жен изменников родины).

О ближайшей сподвижнице Барченко Ю.В. Струтинской мы знаем только, что в 1937 г. она проживала где-то под Майкопом — сведения, которые сообщил следствию А.А. Кондиайн, возможно, состоявший в переписке со Струтинской.

За два года до ареста Барченко, по рассказу Э.М. Кондиайн, тяжело заболел — на ноге образовалась флегмона, и врачи настоятельно советовали ему лечь в больницу. Иначе, говорили они, вы можете умереть. Но Барченко на это возразил: «Я умру тогда, когда больше не буду нужен своей работе». И стал лечить себя сам, как это делал и раньше, спиртовыми компрессами. Вскоре опасная болезнь отступила. Слова Барченко оказались пророческими — в 1937 г. он, а вместе с ним и тысячи других ученых, оказались ненужными советской, вернее, сталинской науке. Именно кремлевский хозяин в конечном счете и вынес смертный приговор Шамбале, правда, не той Шамбале, о которой повествуют буддийские предания и которую искал Барченко, а ее полному антиподу — анти-Шамбале, созданной советской пропагандой.

Гибель ученого неизбежно повлекла за собой и утрату всего созданного им в 1920 — 1930-е годы. Как сообщили мне в 1999 г. в Центральном архиве УФСБ РФ, изъятые при аресте А.В. Барченко личные документы, различная переписка и монография (диссертация) «Введение в методику экспериментальных воздействий объемного энергополя» (а вместе с ними, вероятно, и другие работы, включая трактат о древней науке «Дюнхор» и книгу воспоминаний «В поисках утерянной истины») были уничтожены в 1939 г.

Погибли и материалы, находившиеся у учеников Барченко — тех, кто был арестован в 1937 г. Как собщает А.Г. Кондиайн (уже упоминавшаяся нами невестка А.А. Кондиайна), «все его (т. е. А.А. Кондиайна) вещи были конфискованы, а его комната-кабинет, долгое время остававшаяся опечатанной, затем была заселена чужими людьми. Остальная часть квартиры, где жили его мать, сестры, а потом и Олег Александрович (сын Кондиайна) с братом, в 1942 г. была полностью разрушена прямым попаданием дальнобойного снаряда. Так погибли и те вещи, которые оставались неконфискованными»[357].

Правда, речь в приведенных выше случаях идет об утрате личных вещей и архивов. Но есть еще официальная документация, осевшая в государственных (ведомственных) архивах, например материалы виэмовской лаборатории Барченко. Эти материалы могли бы пролить свет на нейроэнергетические исследования Барченко, однако их следы до сих пор не обнаружены.

И всё же, кое-что об этих исследованиях мы знаем. Будучи узником камеры № 76 Лефортовской тюрьмы, Барченко 24 декабря 1937 г. — сразу же по окончании следствия — обратился с письмом к наркому внутренних дел Н.И. Ежову. В нем он попытался обратить внимание одного из наиболее одиозных советских вождей на исключительную ценность своей научной работы:

«…в своё время мне удалось открыть физическое явление, не учтенное, не описанное современной наукой. Разработкой этого открытия я с начала революции посвящал большую часть