– Так кто же вас послал? – Несмотря на мой ласковый тон, первый попятился от меня и что-то невнятно забормотал. – Не слышу!

Я попробовала подойти к нему ближе, но он отскочил назад. Услышав за спиной какое-то кряхтение, я резко обернулась. Молчаливый амбал, немного отдохнувший на асфальте, со скрипом поднимался. Я заняла более удобную позицию, чтобы видеть обоих – и того, который поднимался, и того, который продолжал пятиться.

Парни переглянулись, молчаливый смачно сплюнул, говорун остановился. Снова передо мной стояли два амбала, еще менее склонные к переговорам, чем полторы минуты назад.

Они ринулись на меня одновременно. Зря они это сделали. Такие вещи отрабатываются долгими часами на тренировках с партнерами, пока не появляется полное взаимодействие, а иначе… Ясно, что мои противники прежде всего помешали друг другу. Мне только и оставалось, что коротким нырком уйти из-под удара говоруна, по дороге врезав ему в челюсть так, что сама услышала лязганье зубов. Почти одновременно я ударила носком туфли по голени правой ноги второму. Теперь дорогу к филармонии мне никто не загораживал, но не убегать же от этих болванов.

– Может, все-таки скажете, какой придурок вас послал, а, мальчики?

Увы, мальчики не хотели разговаривать, теперь они оба пятились от меня. А когда я резко шагнула к ним, дрогнули и рванули за угол. Бежали они, впрочем, тоже плохо, я бы обогнала их, даже не запыхавшись. Ну и черт с ними, все равно такие шестерки ничего не знают. Нанимают их через третьи руки и, ничего не объясняя, велят отметелить конкретную личность.

Убежали, и ладно, у меня своих дел полно. Мне в филармонию надо, убийцу дирижера Князева искать, некогда мне всяких хулиганов по улицам ловить.

Сашка был на месте, еще более измученный и задерганный. Просто удивительно, меня и не было-то часа два.

– А, Таня, – поднял он на меня воспаленные глаза. – Тебя тут Коля Маркин искал, не знаю, что ему нужно…

Очевидно, я сейчас не очень хорошо владела своим лицом, потому что он запнулся и спросил неуверенно:

– Что-то не так? Я так и думал, что ты сюда вернешься, сказал, что ты скоро будешь. Он еще раз зайдет, – Саша посмотрел на часы, – через полчаса. Если не хочешь с ним встречаться, то я от него отделаюсь, никаких проблем.

– Да нет, сама идея, пожалуй, неплоха, просто его инициатива оказалась для меня несколько неожиданной. А что он вообще за человек, этот Маркин?

– Человек… Откуда я знаю? Нормальный человек, ничего особенного. Виолончелист хороший, в консерватории на конкурсах играл, дипломы есть. Тесть у него – золото! Начальник цеха на одном заводике, мелочевку всякую делают, скобяной товар. У нас все петли дверные, щеколды, шпингалеты… Все оттуда. Он их как бракованные списывает.

– Саша, я про Маркина спрашивала, а не про его тестя, – напомнила я. – В оркестре у него с народом какие отношения?

– Близких друзей нет. Какой-то он, можно сказать, суетливый, все время куда-то по делам торопится. С репетиций часто отпрашивается, и всегда у него уважительные причины. Но на концертах ни разу не подводил, ни одной фальшивой ноты. – Он устало потер лоб и встал из-за стола. – Понимаешь, Танька, – продолжал он, расхаживая по кабинету, – я сейчас не знаю, что сказать про любого из наших. Я на каждого из них смотрю и думаю: а вдруг это он Князева долбанул пепельницей? Потом начинаю соображать, нет, этот не мог. И другой не мог. И третий… Но кто-то же его убил! Может, все-таки этот, что сейчас передо мной? И опять по кругу. Танька, я скоро с ума сойду! Слушай, у нас же еще несколько таких здоровенных пепельниц есть. Сегодня же велю, чтобы их выбросили. Пусть купят легкие, знаешь, маленькие такие, пластмассовые.

Я присела на край стола, сказала с сочувствием:

– Понимаю. Саш, ты не переживай так. В любом случае это только один человек, а не весь оркестр.

– Ты когда этого одного найдешь?

– Давай не будем загадывать. Чтобы тебе было легче, скажу, что кое-какие идеи у меня появились.

– Напала на след преступника? – с надеждой посмотрел на меня Саша.

– Скорее на след от его следа… Слушай, пока Маркин не пришел, как бы мне князевские бумаги посмотреть?

– Какие именно?

– А я знаю? Дарьялова говорила, что, когда она к Князеву заглядывала, он листал какие-то бумаги. Вот эти и хочу полистать. Надеюсь, милиция их с собой не забрала?

– Да нет. Они у Князева на столе лежали. Этот твой знакомый милиционер просмотрел их, и все. Я потом убрал в сейф. Так, на всякий случай.

Сашка достал ключ из ящика стола, открыл сейф и вручил мне большую картонную коробку с бумагами.

– До чего цивилизация дошла! – восхитилась я. – Я только в американских фильмах видела, как герои, когда их увольняли, все свое имущество на работе в такие коробки складывали.

– А где, ты думаешь, я эту идею подцепил? Мы люди культурные, тоже телевизор смотрим. Так что бери, ройся, что найдешь – твое. Если очень захочешь, могу и коробку подарить.

– Саша, я пойду к Князеву в кабинет, там устроюсь, ладно?

– Как тебе удобнее, Танюша. Сейчас все для тебя.

– До чего мне приятно, Саша, с тобой общаться, – призналась я. – Так бы и стояла и разговаривала…

– Нет уж, ты лучше иди делом занимайся. А Маркин придет, мне как с ним быть? К тебе отправить или прогнать?

– Пожалуй, ко мне. Надо же выяснить, почему ему так захотелось со мной увидется, что он хочет мне рассказать?

Решив вопрос с Маркиным, я поволокла коробку в кабинет дирижера. Там вывалила ее содержимое на письменный стол и стала просматривать бумаги. Их, кстати, оказалось не так уж и много. Сначала я выловила разрозненные листы нотной бумаги, на которых, кроме нот, ничего не было, и отложила их в сторону, чтобы не мешались. Потом разделила оставшееся на две неровные стопки. В той, что побольше, были машинописные списки. Стопка поменьше состояла из листков, исписанных от руки. В основном это были варианты программ различных концертов и планы работы. Было несколько набросков дирижерских планов разных произведений. Ничего личного, все бумаги исключительно деловые. Машинописные документы тем более носили чисто профессиональный характер. Среди них попадались программы концертов, приказы по оркестру, гастрольные планы, списки оркестрантов, участвующих в выездных концертах или гастролях.

Я не представляла себе, что я ищу и что надо искать, но тщательно изучала каждый листок, сортируя документы по датам. Даты стояли на всех машинописных листах. За одиннадцатое число была только одна бумага – отпечатанный на машинке список оркестрантов для выезда на двухнедельные гастроли в Польшу. Как я поняла, машинистка просто напечатала весь списочный состав оркестра, а Князев внес в него от руки свои пометки.

Из сорока фамилий пять были вычеркнуты. Около одного отвергнутого Князев приписал мелкими буквами «паспорт». Дарьялова была густо заштрихована и рядом стояло: «декрет». Фамилия Савченко была зачеркнута слабой пунктирной линией, которая кончалась большим вопросительным знаком. Еще около одного была приписка «обойдется». Фамилия Маркина была перечеркнута двумя жирными диагональными линиями, и никаких пояснений. Я откинулась на спинку стула, разглядывая список. Интересно, чего же это он так на Маркина взъелся? Не хотел, оказывается, Кирилл Васильевич, чтобы Маркин ехал в Польшу с оркестром.