— Да что же это мы повезем? Золото — так вроде у нас его добывают, в Сибири. И разве его в военной промышленности используют? А что еще здесь, в Африке, такое редкое и ценное есть, чего у нас нет? Неужели алмазы, триста тонн? Или алмазная руда, кимберлит, ну не помню я, из чего алмазы добывают? Зато знаю, что из алмазов делают сверхтвердые резцы, это же на много лет вперед всем нашим заводам хватит — пятьсот бочек алмазов!

Лейтенант лишь усмехнулся. И сказал об этом не думать. Груз стратегически важный — и это вам знать довольно.

Еще интересно, что, приближаясь к указанному месту, мы дважды получали по радио кодированное предписание изменить курс. Притом что мы не отвечали и не сообщали своих координат. И не видели никого — а нас, выходит, как-то видели и выводили в точку встречи.

«Либертос», очень похожий на наш — пожалуй, издали можно и перепутать. И световой сигнал ратьером, ясно видный даже при заходящем солнце, — опознавательные и готовность передать груз. Погода и состояние моря идеальные, почти штиль — оттого решаю швартоваться борт о борт и грузить стрелами прямо из трюма в трюм. При волнении пришлось бы налаживать канатную дорогу, это и медленнее, и неизбежный процент потерь. Хотя немецкие рейдеры еще в ту войну успевали вот так перебросить себе с борта захваченных судов до пятисот тонн груза за сутки.

Сигнал, заходите и швартуетесь вы. Там что, совсем не моряк управляет? Маневренные качества своего судна надо все же лучше знать! Они легли в дрейф, и их сразу начало разворачивать нам поперек курса, тут и на якорь не встать, глубоко. Со второй попытки все же ошвартовались, хоть сумели правильно кранцы вывалить, концы принять и закрепить, как положено. Подали сходни, лейтенант наш едва не прыгает от нетерпения, первым перебежал на тот борт, вижу, разговаривает с их старшим. А вот отчего их так мало, даже если считать, что кто-то в машинном, на мостике, в радиорубке? И двух десятков людей не вижу, это против полусотни готовых к работе у меня!

У лейтенанта ГБ такое же мнение. Решаем временно перебросить в помощь часть своих, конечно же, из военной команды. А вот на том судне (названия на борту не вижу, занавешено брезентом, флага нет), похоже, лишь они, переодетые солдаты, а не моряки. Куда же вы экипаж дели? Что-то мне вон та свежая краска подозрительна, будто пулевые следы маскирует. Их старший по-русски говорит, а вот остальные лишь улыбаются дружелюбно, но отчего-то с оружием все. Откуда вы такие взялись?

Нет, проще выбросить из головы. Приказ понятен, за работу. Бочки кантовать талями, в грузовые сетки, и стрелами прямо в наш трюм. И работа при ярком электрическом свете — процесс пошел.

Еще предупредили нас, что пыль этого минерала вдыхать категорически нельзя. Оттого на том судне в трюмах все в тряпичных масках работали, причем и нашим тоже приготовили заранее, выдали всем. Значит, не алмазы? Или алмазная пыль тоже легкие режет?

А разговаривали они между собой, я сам слышал и другие наши тоже, по-английски, по-испански и даже по-немецки. Живет, значит, дело пролетарского интернационализма? Что же они против Гитлера не выступили, когда он на нас напал? Или это еще со времен испанской войны у наших там связи остались?

Лазарев Михаил Петрович.

Подводная лодка «Воронеж».

Процесс пошел, ну а мы бдим. Глубина перископная, нарезаем круги вокруг двух судов, лежащих в дрейфе. Оба объекта освещены, как новогодняя елка, так что не дай бог подкрадется фриц. И антенна РЛС поднята, контроль за воздухом, если появится самолет, успеем сообщить нашим по УКВ, чтоб свет гасили.

Что будет, если появится англичанин или нейтрал? Простите, джентльмены, но вы оказались не в то время и не в том месте, здесь охотится U-181 под командой самого Вольфганга Люта, второго по результативности немецкого подводного аса после Отто Кречмера (сидящего сейчас в британском плену). Мы не стали бы тратить торпеды, но наши суда сейчас скованы в маневре и не могут уйти. Ну а если все пройдет гладко, утром «Краснодон» продолжит путь как ни в чем не бывало, а «Чарльз», как только окажется вне его видимости, будет потоплен все той же U-181, о чем вскоре последует депеша в Берлин (и паническое радиосообщение с самого транспорта). Хотя в действительности даже не придется тратить торпеду — большаковцы перед уходом зарядят бомбу в трюме, откроют кингстоны и все двери и люки.

И начнется последний этап — сопровождение «Краснодона» в Мурманск.

— Акустический контакт, пеленг двести десять, предположительно подводная лодка под дизелем.

Ну, накаркал, полундра! Выдал пеленг акустик. Вот только мы сейчас ее именно догоним и утопим. Скорости у нас хватит, как и дальности обнаружения, да и вряд ли тут их много. Даже если эта субмарина заметила свет на горизонте, ее радиодонесение другим лодкам «стаи» мы пока не перехватили. Но если таковое и последует, никак не успеет стая подтянуться к месту раньше, чем мы разделаемся с этим конкретным фрицем.

Боевая тревога. Курс 180. Ныряем на двести пятьдесят и разгоняемся до двадцати узлов. В отличие от эсминцев, мы на таком ходу контакт не теряем, если на глубине. Штурмана колдуют над планшетом, по изменению пеленга определяют дистанцию. Поворот на курс 270 — нельзя слишком отдаляться от наших. Наконец определили дистанцию в десять миль. Надеюсь, это не японец с «длинными мечами», они по дальности могли бы уже достать. Ложимся на курс перехвата. Сколько помню тактику фрицев, их лодки ночью атаковали одиночные транспорты (а конвоев тут нет) исключительно с надводного положения. Впрочем, если и нырнет, наши ЭТ-80CН даже в режиме «поверхность» на перископной глубине достанут, радиус сработки неконтактного взрывателя десять метров, и если задать глубину хода пять…

Нет, фриц попался наглый и тупой. Чешет над водой напрямую, как муха на лампу, ну точно, увидел свет. Впрочем, в отличие от Северной Атлантики, ПЛО тут пока еще чисто символическая, есть повод наглеть. Оценив скорость цели в семнадцать узлов, решаю стрелять не акустическими, а с наведением на кильватер. БИУС принимает данные, Бурый докладывает о готовности. Условия как на полигоне, дистанция две мили, курс цели почти перпендикулярный. Залп двумя торпедами. Цель даже не дернулась, что там, акустики спят? Два попадания, ну все, не лечится категорически. Но все же дожидаюсь доклада о погружении объекта и звуке разрушения корпуса на глубине.

Возвращаемся на позицию. То есть снова крутим круги до рассвета. В обычной «готовности два», зачем экипаж переутомлять?

И только утром узнали о той комедии, что была наверху — когда уцелевшие с той лодки, пять рыл в одной резиновой шлюпке, догребли все-таки до «Краснодона» с «Чарльзом» и пытались взять их на абордаж.

У Леонида Соболева, кажется, в «Капитальном ремонте» был такой персонаж, которого матросы звали Тое-Мое Зюйд-Вест и Каменные Пули, не в силах правильно выговорить «Его Высокоблагородие господин капитан первого ранга Монройо Ферайо ди Квесто де Монтекуоли», дальний потомок итальянских моряков, пошедших на службу еще Петру Первому. Лично я подобное тоже не выговорю — но вот этот человеческий экземпляр сумел без запинки, представляясь, граф такой-то, командир итальянской подводной лодки «Архимед».