– Но бар Ильтар еще говорит, что тебя теперь собираются забить в колодки…

Одинцов посмотрел на ухмылявшегося во весь рот кузена, затем покачал головой.

– Ты же бывалый парень, Чос! Ну скажи мне, легко ли взять на расправу человека из хайритского лагеря – да к тому же брата вождя?

– Умный Эльс, хитрый Эльс! – басом проворковал Ильтар. – Ладно, на самом деле было так: Нурат сказал – поглядим, мол, завтра в бою, чего стоит этот парень. А Ворт поклялся, что отрежет себе левое ухо, если окажется, что ксамиты привели сюда больше пяти тысяч копьеносцев.

Одинцов пристально поглядел на кузена.

– У меня такое предчувствие, брат, что старый пьянчуга уже может точить свой кинжал.

Главный институтский корпус в Баргузине был трехэтажным.

Внизу размещались медчасть, столовая, кафетерий и большой тренировочный зал, а при нем – раздевалки, душевые и массажный кабинет. Второй этаж занимала лаборатория Виролайнена, два десятка комнат по обе стороны широкого коридора, забитых компьютерами, томографами, энцефалографами, электронными микроскопами, дьюарами с жидким азотом и прочим добром, абсолютно необходимым для научного прогресса. На третьем этаже, который принадлежал администрации, находились бухгалтерия, отдел кадров, приемная, большая и малая совещательные, кабинет Шахова, кабинет зама по режиму и, в отдельном бронированном отсеке, касса с мощным сейфом.

Высоких зданий тут не строили, ибо места в Сибири хватало. Места было много, и вынужденная приземленность строений отнюдь не радовала архитекторов, чья мысль еще в двадцатом веке рвалась в высоту. Поэтому, выдерживая стиль, архитекторы все же стремились разнообразить свои творения, добавляя к ним то башенки, то колонны, то мозаичное панно на тему: могущество России будет прирастать Сибирью. Таких мозаик в Баргузине не было, но колонны и башня имелись: восемь колонн по фасаду, и точно над ними и над третьим этажом – некий выступ, похожий на купол православной церкви. Туда вела узкая лестница, и в былое время башню использовали как чулан для хранения ведер, швабр и тряпок. Но Елена Павловна Гурзо, появившись в Баргузине, сразу положила глаз на это место и, после недолгого спора с Шаховым, устроила там кабинет. Конечно, она была права: психология – не физика, психология требует уединения, интимности и тишины. Еще магнитофона, мягких кресел и большой кушетки, которую втащили наверх с превеликим трудом.

На этой кушетке и сидел сейчас Шахов, размышляя о том, сколько испытателей лежали здесь, поверяя Елене Павловне свои подсознательные страхи и тайные мысли. Конечно, он мог бы вызвать ее к себе, а не карабкаться по неудобной узкой лестнице, но их тет-а-тет был бы сразу разоблачен. О нем сообщили бы Виролайнену и Брауну, и каждый из них сделал бы верный вывод: босс совещается с психологом, поскольку физики зашли в тупик. Что было несомненной истиной.

– Так что же, Елена Павловна? Могу я услышать ваше мнение? – произнес Шахов. – Март кончается… Считая с первой, четыре попытки за два месяца – и ничего… Как вы это объясните?

Гурзо взбила кудряшки и с задумчивым видом уставилась в какой-то график, украшавший стену.

– Очень высокая сопротивляемость, – пробормотала она. – Георгий Леонидович – человек с исключительно сильной волей. Эти попытки загипнотизировать его на расстоянии, да еще бог знает где… Смех, да и только!

– Ваше счастье, что академик не слышит. Он был абсолютно уверен в успехе.

– Думаю, вы ошибаетесь. Хейно Эмильевич слишком стар и мудр, чтобы увериться в чем-то абсолютно. Вера вообще не по его епархии… Мне он сказал, что вероятность возврата – процентов девяносто. В том случае, если воздействие на Одинцова будет оказано во сне.

Они помолчали. Потом Шахов промолвил:

– Не будем говорить о Виролайнене. У него есть новые планы, и пусть он ими занимается. Меня, собственно, интересует другое: ваш анализ как психолога. Одинцов жив, но возвращаться не желает. Почему?

Гурзо сдула прядь волос с виска, пожала плечами.

– Я занимаюсь данной проблемой и думаю, что обнаружила причину. То, что позволило ему не соскользнуть, не вынырнуть через секунды в нашей реальности, то же самое держит его Там. Упорство, отвага, желание добиться победы, самолюбие, наконец… Все то, что спасло его от шока в первые мгновения и обеспечило успех эксперимента.

– Эксперимент будет признан успешным, если он вернется, – проворчал Шахов. – Вернется и расскажет нам, что видел и где был.

– Нет, Сергей Борисович, не так. Разумеется, было бы очень неплохо получить информацию, но это уже второй вопрос. А первый решен положительно: мы отправили человека на Ту Сторону, он удержался и выжил в неведомом нам мире. Одно это дорогого стоит! Например, теперь мы можем подыскивать личности с необходимыми качествами, такими же, как у него. Или отправить к нему посланца… Хейно Эмильевич говорил вам о своей теории якоря?

– Да. Но это еще в проекте, а я озабочен нынешней ситуацией. Повторяю: он не хочет возвращаться. Почему? Причина, о которой вы сказали, слишком… ээ… расплывчата. Да, упрям, самолюбив, отважен, даже мстителен… помню, как он вернулся в Анголу и разыскал своих палачей… Но мне хотелось бы услышать что-то более конкретное. Вот вы сказали: подыщем личность с нужными качествами, такими, как у него. А вдруг эта личность тоже не вернется? Две ошибки подряд – это уже многовато… Как вы считаете?

– Многовато, – согласилась Гурзо. – Но если вам нужна конкретика, то вот, пожалуйста. – Она глубоко вздохнула, отвела взгляд и тихо молвила: – Думаю, что здесь Георгий Леонидович был глубоко несчастен. А Там… Там, возможно, ему больше повезло.

– Несчастен? – Рот Шахова приоткрылся. – Это еще почему? У него же все было! Ордена, почет, квартира, какая-никакая должность и обеспеченная старость… ну, относительно обеспеченная…

– Еще раны, одиночество и скучная, тоскливая повседневность бытия, – продолжила перечень Гурзо. – Вы знаете, генерал, в чем проблема авантюристов? В том, что они стареют и прежняя жизнь, насыщенная, яркая, им уже не по карману. Или, если угодно, не по здоровью… А наш Одинцов авантюрист по натуре. И что он должен чувствовать теперь? Что, я вас спрашиваю? – Она вздернула светлые бровки и передразнила Шахова: – Ордена, квартира и какая-никакая должность… Не это ему нужно, а азарт, опасности и приключения!

– Думаете, что он их Там нашел?

– Уверена, – сказала психолог. – Что-то, наверное, еще… тайну, женщину, власть… не знаю! Но в том мире ему интереснее, он лучше к нему приспособлен. – Она скользнула взглядом по мундиру Шахова с генеральскими звездами и добавила со странной усмешкой: – Каждому свое, Сергей Борисович, каждому свое.

– Значит, он вообще не вернется, – резюмировал Шахов и поднялся. – Благодарю за беседу, Елена Павловна, и прошу других в нее не посвящать. Ни Виролайнена, ни тем более Брауна. Ваши выводы держите при себе.

Глаза Гурзо насмешливо блеснули.