кладбище, ляжем в кустики и я стану рассказывать тебе страшные сказки. Когда могилу начнут раскапывать, ты тихонечко вызовешь милицию, а я постараюсь сделать так, чтобы искатели клада не разбежались слишком далеко.

30

Локтева хоронили на Митинском. Шел дождь, он стучал по желтеющим листьям и приглушал и без того негромкие голоса выступающих. Вокруг могилы было тесно, и солдаты почетного караула не могли изобразить строй. Они разошлись среди оград соседних могил, и оттуда, салютуя, вразнобой выстрелили в воздух. Гроб опустили в яму, вдова, высвободившись из рук офицеров, которые ее поддерживали, наклонилась и кинула в яму горсть земли. Я смотрел на ее лицо. Оно казалось безучастным, даже равнодушным, словно женщина не понимала, что происходит. Анна, наполовину прикрыв лицо черным платком, держала меня под руку. В ее больших солнцезащитных очках отражались надгробные плиты.

Народ тронулся по кругу, кидая на гроб землю. Гробовщики энергично взялись за лопаты. Прошла минута – и вырос холмик, покрытый венками и цветами.

Я оказался рядом с вдовой. Она глянула на меня серыми равнодушными глазами.

– Мы воевали с Володей вместе, – сказал я. – В тот день, когда это случилось, за несколько часов… мы сидели с ним в чайхане…

У меня свело горло, будто я глотнул горсть горячего песка. Вдова едва заметно кивнула. Я молча стоял перед ней, судорожно сглатывая, и сжимал ее холодную ладонь.

– Не надо, – едва слышно сказала вдова. – Не надо говорить соболезнований… Ваша фамилия – Вацура?

– Да, – удивленный этим вопросом, ответил я.

– Позвоните мне завтра. Или лучше послезавтра. У меня письмо Володи для вас.

Грянул оркестр. Испуганная гимном, с деревьев взметнулась стая ворон. Офицеры вытянулись и приложили руки к козырькам фуражек. Вдова пошла к машине.

Меня тронул за плечо Валера Нефедов и протянул полстакана водки. Я даже не заметил, когда он появился здесь. Рядом с ним стояли офицеры. Некоторых я знал по Афгану.

– Вы позволите увести на минутку вашего друга? – вполголоса спросил Нефедов у Анны, улыбнувшись ей краем губ, и положил мне руку на плечо. Мы пошли по дорожке, присыпанной гравием, вдоль могильных оград.

– Так и думал, что встречу тебя здесь, – сказал он, глядя себе под ноги. Казалось, Нефедов мерзнет. Воротник плаща поднят, шляпа надвинута на лоб, руки – в карманах, и сам весь напряжен, скован. – Ты что там начудил?

– Где – там?

– Ну вот что! – неожиданно грубо ответил Нефедов. – Не надо прикидываться дурачком. Ты прекрасно знаешь, о чем я тебя спрашиваю.

– Это допрос, Валера?

Он остановился, повернулся ко мне и, глядя на мокрые желтые листья, глянцевой полосой покрывшие дорожку, долго думал, что ответить.

– Я хочу тебе помочь, – наконец сказал он.

– Не сомневаюсь в этом. И очень жду помощи.

– Тогда, значит, без нервов, амбиций и обид, – жестко сказал Нефедов. – Ты был в Таджикистане. Служил по контракту. Один раз покинул поле боя, второй раз, не дождавшись увольнения, самовольно оставил место службы. Было это?

– Валера, фээсбэ теперь занимается самоволками?

Нефедов сжал зубы, скулы его обострились.

– Ты напрасно иронизируешь. Твои дела на контроле у весьма влиятельных лиц.

– У генерала Вольского, к примеру? – подсказал я.

– Допустим. Только мне не совсем ясно, чему ты так радуешься?

– Я тебе объясню. Подробно. С необходимыми доказательствами, о которых ты мне говорил в нашу первую встречу. И тебе сразу станет ясно, зачем я покинул боя, в каком направлении дезертировал и в какой таре прилетел в Москву.

– Хорошо, – кивнул Нефедов. – Едем на Лубянку.

– Нет, не сейчас. Завтра утром.

– Не в твоих интересах тянуть, Кирилл.

– Я понимаю. Но мне хотелось бы остаться сегодня у могилы боевого друга, выпить водочки, погрустить, повспоминать…

– Странный ты человек, – задумчиво произнес Нефедов.

– Думаю, что завтра, после нашей встречи, у тебя сложится другое мнение.

– Ну-ну, – ответил Нефедов.

Мы повернули обратно.

– Кто эта дама? – спросил Валера, показывая глазами на Анну, которая стояла недалеко от могилы, прислонившись к дереву.

– Так, одна знакомая.

– Она знала Локтева?

– Никогда раньше не видела и не слышала о нем.

– Зачем же ты ее сюда привел?

– Она высматривает здесь тех типов, которые… Словом, делает то, что должны были делать вы.

– Ну-ну, – снова повторил Нефедов и, подавая мне руку в тонкой кожаной перчатке, скороговоркой сказал: – Завтрашний день у меня загружен до предела, но ты все-таки обязательно меня найди. Можешь уже с восьми утра стоять у подъезда на Лубянке. Пока!

Не вынимая рук из карманов, Валера быстро пошел по дорожке к выходу. К нему присоединились еще двое в штатском и один полковник. Они сели в "Волгу" и уехали.

Черной тенью ко мне приблизилась Анна.

– Только не оборачивайся, – прошептала мне она. – За нами, метрах в тридцати, стоит парень под зонтиком. Я узнала его. Он крутился в офисе Князя.

– Он тебя не узнал?

– Не думаю, что он узнает меня в таком виде.

– С кем-нибудь общался?

– Нет. Уже минут десять стоит один и курит… Пошел к выходу… Сел в "Жигули"… Поехал.

– Он убедился, что похороны Локтева состоялись и узнал номер участка. Думаю, что сегодня ночью можно ждать эксгуматоров.

– Ты не передумал, Кирилл?

– О чем ты говоришь, Анна!

– А если их будет много? Все-таки, они придут за пятьюдесятью килограммами героина. Носильщики, охрана, машина.

– Тем проще милиции будет взять их на месте преступления.

Мы подождали, пока вокруг могилы Локтева не осталось ни одного человека, подошли к засыпанному цветами холмику. Я вынул из сумки бутылку водки и пластиковые стаканчики.

– Пусть земля тебе будет пухом…

31

Анна позвонила какому-то своему давнему поклоннику, и тот к семи часам вечера подогнал к подъезду побитый, но еще пригодный для перемещения в пространстве и заправленный под завязку «Москвич».

Часа два мы с Анной кружили по городу, приближаясь и удаляясь от кладбища, потом заехали во двор новостройки, где при выключенных огнях, под тихую музыку магнитолы пили горячий кофе из термоса и дожидались полуночи.

Мы оставили машину на обочине, где она была малозаметна, сливаясь с кустарником в большое темное пятно, и закоулками приблизились к кладбищу. Начал моросить мелкий дождик. Молочный свет фонарей отражался на мокром, с приклеившимися листьями клена асфальте, серебрил блестящие, словно покрытые лаком, ветви деревьев. Через чугунную ограду Анна перелезла первой, спрыгнула на кучу опавших листьев и сразу же растворилась в темноте. Перед тем, как последовать за ней, я огляделся по сторонам. Яркий фонарь не столько давал света, сколько слепил глаза, и я поднес ладонь к лицу,