Сердясь на врага и ругая его, Саладин никак не мог избавиться от другого чувства: Конрад ему нравился. Он сражался не так, как другие франки. Те не имели малейшего представления о военной хитрости, в сражении мчались прямо на врага, уповая только на свою силу и храбрость. Они остервенело врубались в ряды правоверных, нисколько не смущаясь тем, что врагов многократно больше. Эта бесшабашная отвага много лет приносила им победы: правоверные приходили в смятение и разбегались. Но те же самые франки, встретив жесткий отпор, терялись. У Хаттинского холма их король Лузиньян, вместо того, чтобы поднять дух своих воинов, когда войско попало в окружение, велел разбить лагерь и стал молиться. Оказавшись в плену, король многобожников трусливо согласился отдать Аскалон в обмен на свободу. Великий магистр тамплиеров, вождь христианских псов, десятилетиями рвавших на куски мусульманские земли, купил себе жизнь сдачей крепостей, каждая из которых могла месяц сдерживать продвижение войск правоверных. Саладин знал, что священная книга многобожников, как и Коран, обещает воину, павшему в сражении за свою веру, место в раю. Но вожди варваров не спешили это место занять. Презренные, они дрожали за свою жизнь. Среди франков, попавших в плен у Хаттинского холма, лишь один не испугался. Старый Рено из Керака, подлый пес, давний и самый ненавистный враг султана, грабивший сирийские караваны и несколько лет тому затеявший поход в Аравию, что едва не привело к потере святых для правоверных городов Мекки и Медины. Рено отказался принять истинную веру в обмен на жизнь. Саладин убил его своею рукой, прямо в шатре, притворившись разгневанным преступлениями барона. На самом деле гнева не было, только расчет. Гордый отказ старого рыцаря мог придать мужество другим франкам. Если б Рено согласился изменить вере, он спас бы рыцарей-монахов. Конечно, тех подержали бы в цепях год-другой, но затем отпустили бы за выкуп. Золота можно было требовать много: ордена многобожников славится своим богатством, выкупных денег хватило бы на цитадель, вроде той, что он возвел в Каире. Вместо этого монахов пришлось зарезать на глазах у всех. Видя это, предводители франков испугались… В конце концов, те земли, что они передали султану в обмен на свободу стоили много больше выкупа за монахов, к тому же орденские рыцари были самыми умелыми и непримиримыми противниками истинной веры. Убив их, Саладин не прогадал. Он сдержал слово, отпустил короля и магистра, хотя брат и дядя упрекали его. Султан только улыбался в ответ. Брат и дядя были некудышними полководцами и не понимали, что воины могут простить своему предводителю многое. Пьянство, разврат, легкомысленное отношение к врагу, приведшее к поражению войска, голод и даже несправедливость. Но ни один воин никогда не простит своему вождю трусости. Полководец имеет право посылать воина на смерть, но и сам, если так случится, не должен дрогнуть у врат рая. Опозоренным вождям франков никогда не собрать войска против правоверных, они не опасны. Угрозу несут такие, как Конрад…

Когда войско султана приступило к Тиру во второй раз, из города сбежали двое правоверных. От них Саладин узнал все о своем новом враге. Маркиз из Монферрата плыл на помощь Лузиньяну, но опоздал к битве у Тивериады. Тогда он направил свои корабли к не покоренному Тиру. Но не стал высаживать воинов на берег, ждал, чтобы жители города признали его правителем. Саладин оценил этот шаг: маркиз берег воинов и не собирался понапрасну проливать их кровь. Зато когда горожане принесли омаж, Конрад стал заботиться о них, как о детях. Он не бравировал рыцарской отвагой, ввязываясь в бессмысленные стычки с врагом, как поступали другие предводители франков, спокойно и терпеливо сидел за неприступными стенами Тира, нанося удары лишь когда требовалось. И всегда побеждал. Малой кровью. Зато в войске султана убитых считали тысячами после каждого приступа. Тысячи умирали от ран и болезней. А защитники Тира пребывали в здравии и даже позволяли себе насмехаться над напрасными попытками правоверных овладеть городом.

Саладину как-то донесли, что среди рыцарей, попавших в плен у Тивериады, есть старый герцог, отец Конрада. Он велел привести его под стены Тира и пригрозил зарезать, если Конрад не сдастся. Маркиз спокойно ответил, что убийство безоружного пленника останется пятном на чести султана, а сам он будет считать своего отца мучеником, павшим за веру. Саладина глубоко уязвил этот ответ, но мысленно он восхитился достоинством, с каким молодой маркиз выдержал нелегкое испытание. Султан велел тайно поместить старого герцога в один из своих замков, где содержать в почете и довольстве. Убивать заложника герцога было бессмысленно, мог пригодиться. Судя по всему, с Конрадом еще придется договариваться…

Под стенами Тира Саладин впервые понял, что милость, которую явил ему Аллах в этот год, не бесконечна. Поначалу Аллах даровал щедро. Правоверные сокрушили могучее войско многобожников под Тивериадой, разнесли его в пыль. После чего города Сахеля, почти век бывшие недосягаемой мечтой султанов и атабеков, стали падать в руки Саладина, как перезрелые финики с пальмы. Никто из султанов никогда не добивался столь много и в столь короткое время. Почти весь Сахель лежал у ног Саладина. Кроме Тира, Триполи и Антиохии… В той безумной череде побед, следовавших одна за другой летом и осенью 583-го года хиджры, сопротивление маленького города-порта казалось Саладину не стоящим внимания. За спиной оставался непокоренный Эль-Кудс, франкский Иерусалим, с его величественными святынями, стотысячным населением и неисчислимыми богатствами. Лишь когда над Эль-Кудсом воссиял полумесяц, вспомнили о Тире. Но в городе уже правил Конрад…

Саладин понимал свой просчет. Эль-Кудс никуда бы не уплыл из его рук. Окруженный со всех сторон землями правоверных, лишенный возможности получать помощь извне, он пал бы даже без кровопролитной осады. В первую очередь следовало занимать порты. Франки не смирятся с потерей своего королевства, их муллы опять призовут многобожников в крестовый поход, и только что занятый правоверными Сахель придется оборонять. Императоры ромеев не горят желанием пропускать крестоносцев сквозь свои земли – слишком много разорения и убытков несет такой проход, поэтому основной путь в Сахель лежит морем. Через порты. Тир может стать очагом, где возгорится пламя новой войны с многобожниками. Пришедшие из-за моря крестоносцы никогда не признают королем Лузиньяна – тот опозорен. А вот Конрада королем выберут. У Сахеля появится страшный враг: умный, умелый, отважный. Если рядом с Конрадом встанут такие воины, как Роджер из Маргата… Все, что завоевано в этот год, можно потерять очень быстро…

Боль выстрелила в поясницу и жгучим огнем побежала по хребту. Лицо Саладина перекосила гримаса, но он тут же придал ему прежний, бесстрастный вид. Слишком много глаз устремлены на султана. "Никто не должен видеть твою радость, печаль и боль. Чувства делают тебя ближе к ним, а ближнего не боятся. Его пожалеют, а потом задумаются: так ли он велик и непогрешим…"

Острый приступ прошел, но спина продолжала ныть. "Я стар, мне почти пятьдесят, – угрюмо думал Саладин, устремив взор вдаль. – Скоро умру. Меня не убьют, как Нур-ад-Дина, родственникам невыгодна моя смерть, и они не подпустят врага к моему ложу во время сна, как то случилось с Нуром. Я умру от болезни, от которой по телу идут красные пятна, потом отваливаются пальцы, а лицо становится подобным морде льва. Арабы называют ее проказой, а франки – лепрой. От проказы умер король Балдуин; правоверные говорили: его проклял Аллах! Что скажут после моей смерти? Ни один лекарь из тех, кто живут под луной, не умеет лечить эту болезнь. Пятна появились на голове, у края волос, теперь уже есть на руках. Мне приходится глубже нахлобучивать чалму и не снимать перчаток даже в жару. Слуг клятвой на Коране обязали молчать, но рано или поздно войско узнает… Захотят ли мамлюки идти за проклятым Аллахом султаном? Что будет дальше?… Двадцать лет беспрерывной войны, двадцать лет в седле! Я сделал то, что не удавалось никому: объединил правоверных под своим желтым знаменем. Такое великое государство было только у Искандера, приходившего в эти земли за тысячу лет до пророка Моххамеда. Искандер тоже стоял под стенами Тира, но взял его после кровопролитного приступа. У меня не получилось. Искандер умер молодым, и его государство распалось. Что станет с моим султанатом? Кто защит завоеванный Сахель от многобожников? Мои мамлюки – это стадо рабов, они идут в бой, только когда я веду их. Стоит возглавить войско сыну или брату, как они бегут при одном виде врага. Неужели Аллах перестал оделять нас своими милостями?.."