— Но почему? — спросил я. — Если раньше вы были друзьями?

Джек покачал головой.

— На самом деле мы никогда не были друзьями. Просто мы оба росли здесь и были погодками. Тогда сэр Альфред проводил большую часть времени в Лондоне, они приезжали в Клеткли только на выходные — и то не каждый раз. А мы тут скорее сторожили, чем что–то еще. Настоящая работа началась, когда сэр Альфред отошел от дел. Так что с Натом мы виделись лишь время от времени. И то он предпочитал сидеть в доме, я же все время проводил на улице. Нет, хлопоты начались, когда здесь появилась моя Элси.

— Значит, она здесь не с самого детства?

— О нет, — покачал головой Джек. — Она приехала сюда всего несколько лет назад. Может, года три. Ну, мы с Элси–то сразу подружились — ходили вместе гулять, развлекались. Вскоре мы стали больше, чем просто друзья, но все это было несерьезно. Мы могли быть вместе, могли разойтись в любое время. Сам же знаешь, как бывает.

Я кивнул; в конце концов, я действительно кое–что знал о том, как бывает. Хотя мои единственные романтические отношения были отнюдь не легкомысленны, а все мои сексуальные подвиги ограничивались общением с проститутками и уличными девчонками Дувра.

— Как бы то ни было, — продолжал Джек, — Нат как–то раз приехал сюда на уикэнд, глянул на мою Элси и не придумал ничего лучше, как подкатиться к ней. Принялся ее преследовать, и я тебе уже говорил, чем все закончилось.

— Он ее заполучил, — просто сказал я.

— Еще как, — вздохнул Джек. — А потом перестал с ней даже разговаривать. Чуть не разбил ей сердце. Она–то уж размечталась, что станет хозяйкой поместья, глупая шлюшка — и как она могла втрескаться в этого уродца–недомерка?

На этих словах дверь в кухню отворилась, и, держа в руке длинную свечу, вошел уродец–недомерок собственной персоной. Я подпрыгнул, подумав, не стоял ли он все время за дверью, подслушивая наш разговор.

— Привет, парни, — сказал он, направляясь к кладовой и почти не глядя на нас. Я гадал: то ли он ничего не слышал, то ли ему наплевать на то, что мы о нем думаем. — Что это вы здесь делаете так поздно? Закончили работу, а?

Я ждал, что Джек заговорит, поскольку он лучше меня знал, как себя вести в таких случаях, но время шло, а он не сказал ни слова. Я посмотрел на него, побуждая к ответу, но он просто сделал долгий глоток из бутылки и улыбнулся мне.

— Все закончено, сэр, — в итоге сказал я. — Лошади готовы к завтрашнему дню.

Нат вышел из кладовой, пристально разглядывая этикетки на двух бутылках с вином, которые держал в руках, затем внимательно посмотрел на меня. Прежде чем заговорить, он задумался — будто соображал, с какой стати ему беседовать с теми, кто настолько ниже него в пищевой цепи, — затем подошел к нам ближе. От него пахло табаком и выпивкой, и я подумал, в каком же состоянии он будет к завтрашнему утру, когда начнется охота.

— Мы выедем завтра в одиннадцать, ребята, — сказал он. — Не знаю, что вам наговорил Дэвис, но лошади должны быть готовы заранее.

— Мы здесь с семи, сэр, — сказал я.

— Что ж, полагаю, времени вам хватит. — Он бросил взгляд на часы. — Не пора ли вам на боковую, если вы собираетесь быть здесь завтра пораньше? Я не хочу, чтобы вы опаздывали. — Он презрительно ухмыльнулся нам, а я дружелюбно улыбнулся в ответ, но Джек даже не шелохнулся. Я заметил, что Нат смотрит на него несколько нерешительно, точно опасаясь, что он может внезапно перевернуть стол и вцепиться ему в глотку. Взаимная неприязнь была почти осязаемой. — Пойду–ка я, — в итоге сказал он. — До завтра.

Он тихо закрыл за собой дверь, и я с облегчением вздохнул. Я был уверен, что он собирается выговорить нам по поводу того, что мы пьем пиво его отца, — он, как и мы, прекрасно знал, что нам это запрещено, — но его, похоже, это не заботило, или же он просто не заметил.

— Ты не испугался его, а, Мэтти? — спросил Джек через минуту, с подозрением глядя на меня. Я рассмеялся.

— Испугался? — переспросил я. — Ты шутишь.

— В конце концов, он всего лишь человек, — ответил он. — Даже меньше, чем человек.

Я откинулся на спинку стула и задумался. Я не боялся его, Джек ошибся. Мне в свое время доводилось сталкиваться с куда более грозными личностями, чем Нат Пепис, и как–то удавалось справляться с большинством. Но я был напуган. Я не привык, чтобы мной командовали, но еще непривычнее было то, что человек этот всего на пару лет старше меня. Я не вполне понимал, но что–то в Нате Пеписе пробирало меня. Я посмотрел на часы на кухонной стене, когда они пробили полночь.

— Я, пожалуй, пойду, — сказал я, допив бутылку и опуская ее в карман, чтобы выбросить в канаву по дороге к дому Амбертонов. — Увидимся завтра.

Джек отсалютовал мне своей бутылкой, но ничего не сказал, когда я открыл дверь, впустив внутрь стремительный поток лунного света, и шагнул в вечерний холод. Свернув за угол, в окно я увидел, как развлекаются Нат и его друзья: они изрядно шумели, до меня донеслись мужские крики, запела девушка. В полумраке я оглядел этот огромный дом, в котором работал, и подумал: смогу ли я сам когда–нибудь так жить? Сколько людей рождаются для такой жизни? Вот интересно… B что нужно делать, чтобы заполучить такое богатство?

Но я ошибался, полагая, что мне его никогда не достичь.

Нат выбрал Доминик и еще одну из самых симпатичных служанок: в утро охоты они должны были стоять возле конюшни с подносами портвейна. Их одели в изящные наряды, и было ясно, что внимание большинства мужчин направлено на мою «сестру». Подозреваю, она это прекрасно понимала, но сама едва смотрела на них, подходя то к одному, то к другому, предлагая напитки, вежливо улыбаясь, и наслаждаясь всеобщим вниманием. Я ухмыльнулся, когда увидел, как она выходит из кухни — так люди улыбаются, увидев своего друга, разодевшегося в пух и прах, — но она проигнорировала меня, по–видимому, чувствуя надо мной какое–то профессиональное превосходство.

Мы с Джеком вывели лошадей из конюшни и привязали во дворе. Нат и его друзья бродили вокруг, угощаясь напитками с подноса Доминик, — они тоже полностью игнорировали нас, но восхищались ухоженными лошадьми, точно сами имели к этому какое–то отношение. Джеку было все равно, он их едва замечал, как мне кажется, но меня это раздражало, поскольку я усердно трудился и полагал, что мои труды должны оценить. Я был слишком молод.

В конце концов охота началась, собаки и лошади с шумом пронеслись сквозь ворота Клеткли–Хауса в поля, простиравшиеся окрест. Через несколько минут до нас донесся лай псов, рыскавших по холмам и гулкий звук охотничьих рожков. Доминик и ее подруга Мэри–Энн ушли работать: они готовили еду и мыли стаканы, — а мы с Джеком отправились на кухню перекусить. Когда мы вошли, девушки болтали и хихикали, но увидев нас, сразу же замолчали и понимающе переглянулись, естественно исключая нас из своего общества. Джек, как обычно, сразу направился в кладовую, а я присел за стол, надеясь услышать от Доминик какие–нибудь дружеские слова — такие, что подтвердят: я ей все еще не безразличен.