— стоит возле входа и наблюдает как мы с Коломойцем мило развлекаемся.

Меня бросило в жар, даже щёки вспыхнули, а вот Коломоец наоборот, снова мгновенно заморозился. Неторопливо одёрнул пиджак и кивнул Гордееву на зал, а меня отправил на летнюю террасу, заказывать обед. Я заказала, но не успела даже начать клевать салатик, как пришёл Сергей и сообщил, что прямо сейчас я должна идти к Гордееву.

— Зачем? — расплываясь в неудержимой глупой улыбке, спросила я.

— Потому что я так сказал, — обрубил он и, демонстративно не обращая больше на меня внимания, принялся за еду.

Гордеев ждал в машине возле входа. Открыл передо мной переднюю пассажирскую, помог забраться на подножку. Обычный, такой, Гордеев — дофига себе на уме и не пойми что в планах. И снова чужой. Как будто и не было нашего с ним вчера…

— Куда мы едем? — минут через десять решилась я нарушить неловкое молчание.

— Сначала пообедаем, потом сюрприз.

И снова тишина. Я бросала на него вороватые косые взгляды, а он просто рулил и думал о чём-то своём. У меня даже мысль промелькнула — а может, никакого вчера и не было? Может, это всё травка виновата? Ну а что, кто-то видит смешные мультики, кто-то ужасы, а я — недосекс с Гордеевым. У кого что болит.

— Ты так и не вспомнила, кто это мог быть вчера? — заговорил вдруг он. — Есть подсказка — это женщина, и хотя лицо было закрыто, но на этаж она попала через служебный ход. Блондинка. Есть идеи?

— Нет, — поспешно мотнула я головой. С одной стороны мне было радостно, что это не темноволосая горничная Нина, а с другой — сходилось с моими личными соображениями. Значит, всё-таки Машка. Ну и чего ей надо?

— Ладно, сам выясню, — снова погружаясь в мысли, обронил Гордеев. И опять долгое гнетущее молчание.

— Больше ничего сказать не хочешь? — взволнованно стиснув кулачки, решилась я.

— Ты о чём?

— А разве не о чем?

— А, об этом… — бросил он быстрый взгляд по зеркалам. — Не бери в голову. Бывает.

— И… И всё?!

Он пожал плечами.

— А чего ты ждёшь? Извинений? Не очень понимаю за что, ты ведь, кажется, была не против, разве нет? Или за что ещё? За то, что вообще начал? Ну ладно, извини, бес попутал. Бывает. Но я ведь тебя не тронул? Значит, честь и достоинство в сохранности, жениться не обязан. Всё, инцидент исчерпан?

— Вот ты… — задохнулась я, — гад!

Он кивнул:

— И мудак.

— Козёл!

— И бревно. Но это же для тебя не новость, правда?

— Ты… — раздирало возмущением, а нужные слова, как назло, закончились. — Ты… Ты просто трус, понял?

На этот раз он промолчал. Так, в натянутом молчании, и доехали до Биг-Смайла. Припарковались в бизнес-зоне, поднялись в ресторан.

— Я ничего не буду, — в отчаянной попытке сохранить гордость, сцепила я руки на груди.

— Но ты же не успела поесть?

— Перехотела!

Гордеев пожал плечами и просто заказал обед на две персоны. Потом он ел, а я смотрела в тарелки, предназначенные мне, и понимала, что сама загнала себя в угол. Есть хотелось ужасно, но я не могла так позорно сдаться. А когда у меня начало громко урчать в животе, и захотелось провалиться от стыда, Гордеев беззлобно улыбнулся:

— Ты хоть водички попей, раз есть не хочешь.

— Тебя не спросили!

Он усмехнулся и продолжил обедать, а после ресторана потащил меня по длинным рядам, сверкающих стеклом и хромом бутиков.

— Я серьёзно, посмотри, может найдёшь что-то для себя.

— Мне ничего не надо.

— Ну не надо, не буду покупать, но хотя бы примерь. Кто тут из нас девочка? Ты же пищать должна от восторга! Смотри, вон, туфли какие-то нарядные. Нужны?

— Нет.

Он недовольно вздохнул и повёл меня дальше. И до меня вдруг дошло!

— Так это что, и есть твой сюрприз? — замедлила я шаг. — Шоппинг за счёт конторы? Ха! А Коломоец вообще в курсе, на что ты тратишь его бабло, да ещё и в рабочее время?

— Будешь хамить, никакого сюрприза не будет вообще. Кстати, смотри, вон ювелирный. Зайдём?

И почти силой потащил меня в сияющий золотом рай. Но на самом пороге я окончательно упёрлась.

— Не пойду! Мне там ничего не надо!

— Просто посмотришь.

— Иди и смотри, если тебе приспичило, а я здесь посижу! — и я демонстративно уселась на диванчик.

Гордеев шумно выдохнул. Он явно закипал и уже с трудом сдерживался. Слабонервный.

— Ладно… сиди. Но если хоть шаг отсюда сделаешь — найду и лично прибью, поняла?

В итоге он о чём-то мило стрекотал с продавщицей, она ему что-то показывала, лучезарно улыбалась и, я готова была поклясться, строила глазки. А меня так и подмывало подойти и, повиснув у него на локте, показать ей кто тут хозяйка. Чтобы не особо губу-то раскатывала. А потом вспоминала, что я и сама ему ни разу не хозяйка и настроение окончательно портилось.

Когда он наконец вернулся и хмуро протянул мне какую-то коробочку, я скривилась:

— Что это?

— Открой.

Замялась, но взяла. Интересно же. В коробочке оказались серьги-гвоздики — чуть желтоватый сверкающий камушек размером с горошинку в обрамлении тонких серебристых лепесточков. Очень изысканно и нежно.

— Ну и?

— Это подарок.

— В смысле… — в сердце предательски потеплело. — Мне что ли?

— А ты видишь здесь кого-то ещё? — А вот Гордеев всё ещё злился.

— Спасибо! — Восторженно выдохнула я. Не то, чтобы решила прогнуться, но стало вдруг стыдно. Веду себя как дура. А человек, может, и правда, от чистого сердца. — А за что? — Улыбка неудержимо расползалась по лицу. Было чертовски приятно, чего уж там.

— Ни за что, — сухо обломал Гордеев. — Просто вчера на яхте мы с тобой прилюдно поцапались, а сегодня прилюдно миримся. Поэтому давай-ка, добавь в свой восторг перца.

Улыбка закаменела, задрожали от напряжения губы, но я сумела небрежно хмыкнуть и ещё раз с подчёркнутым интересом заглянуть в коробочку.

— Очень красивые! — и сунула её обратно Гордееву: — Засунь их себе в задницу!

Из Биг-Смайла ехали молча. Я так устала от этих отношений, которых как бы нет, но они есть, как бы деловых, но слишком близких, вроде бы ничего не значащих, но буквально перекраивающих меня и заставляющих взрослеть так стремительно, что я просто не успевала адаптироваться.

Иногда я чувствовала себя наивным подростком, а иногда прожжённой стервой, иногда охренеть, какой умной, а иногда такой тупой, что самой стыдно становилось. Но самое интересное, что и ту и другую крайность провоцировал во мне один и тот же человек,