Он вздрогнул, когда завидел человеческую фигуру, вынырнувшую из руин на открытое пространство, но тут же успокоился. Это явно был никакой не бандит и вообще не человек – так себе, бродячая тень. Грязное создание, оборванное, патлатое, но почему-то относительно выбритое.

Машинально проведя пальцами по собственному колючему подбородку, Роман, не приподнимаясь с места, окликнул прохожего:

– Эй, ты! Лицо без определенного места жительства! Иди сюда!

– Зачем? – Бомж замер, настороженно брякая бутылками в объемистой торбе.

– Дело есть! – громко пояснил Роман. – Взаимовыгодное.

Бутылочный перезвон приблизился на десяток метров, но сконцентрировался в некотором отдалении. Глаза бомжа светились решимостью отстоять свою стеклотару любыми способами, если вдруг незнакомец предъявит на нее какие-либо права.

Роман усмехнулся, покачал головой и извлек из внутреннего кармана пятитысячную пачку долларов, перехваченную оранжевыми резинками.

– Подойди, не бойся, – громко сказал он, призывно помахивая деньгами. – Получишь одну такую бумажку, если сговоримся. На ней портрет американского президента. Можно прилепить на стену и молиться о процветании любимой родины.

Бомж отважно громыхнул бутылками и сделал еще несколько шагов вперед, ступая полураспавшимися кроссовками прямо по лужам. Наверное, другого способа мытья его ноги просто не знали.

– В чем дело? – спросил он сипло, вперив взгляд в заманчивую пачку.

– Ты здесь обитаешь? Дикарствуешь на этой территории, верно?

– Допустим. А что?

– Нужна кое-какая информация, – вкрадчиво пояснил Роман. – Знаешь, что такое информация? Отличаешь ее от инфекции и инфляции?

– Я кандидат наук, – заявил бомж не без гордости. – Между прочим, тема моей диссертации была косвенно связана с информатикой.

– Да-а? – поразился Роман. – Так у тебя, значит, высшее образование? Сколько же тебе лет, кандидат наук? За полтинник перевалило?

– Мне сорок пять, – ответил тот, потом призадумался, пошарил глазами в небе, выискивая там дату своего дня рождения, и поправился: – Нет, сорок четыре скоро будет.

– Поколение хиппи и битломанов, если я не ошибаюсь? – Роман заговорщицки подмигнул собеседнику. – Мир, цветы и любовь, да? Лав, лав, лав. А теперь все это дерьмо на свалке жизни. Вместе с тобой, кандидат. Такая вот метаморфоза…

Бомж обидчиво передернул плечами, но остался на месте. Обещанный портрет Франклина значил для него значительно больше, чем все светлые идеалы молодости вместе взятые. Длинноволосый президент переплюнул всех былых кумиров и внес определенность в список жизненных ценностей, расставив все по своим местам. Сам Франклин незримо фигурировал в любых хит-парадах бессменным первым номером. Так уж случилось, и бесполезно было пытаться хоть что-нибудь изменить в сложившейся ситуации. Все равно что раскручивать обратно колесо истории.

– Важно лишь то, что прямо здесь и прямо сейчас, – подытожил Роман, скупо улыбнувшись.

– Простите?

Смерив взглядом озадаченного бомжа, Роман пренебрежительно отмахнулся, словно увидел перед собой надоедливую осеннюю муху.

– Не обращай внимания, – сказал он. – Мысли вслух. Тебе совсем необязательно их понимать.

Бомж потоптался в луже, хлюпая дырявыми кроссовками, покосился на долларовую пачку в руках собеседника и счел нужным напомнить:

– Вы хотели получить кое-какую информацию. Что именно вас интересует?

– Я готов заплатить деньги вперед, лишь бы ты был со мной откровенен, – мягко сказал Роман. – Лишь бы не юлил, не врал, не придумывал всякую отсебятину. Тебя устраивают такие условия?

Бомжующий кандидат с достоинством наклонил патлатую голову.

– Я согласен, – произнес он с достоинством. – Доверие за доверие.

Сумка со стеклотарой согласно брякнула, умащиваясь на асфальте и тем самым подтверждая готовность владельца к длительному обстоятельному разговору по душам.

– Отлично! – Роман растянул бледные губы в улыбке. – Доверие – это, наверное, тоже один из принципов хиппи? С радостью поддерживаю такой прекрасный принцип. Целиком и полностью.

Произнося эту тираду, он извлек из пачки одну купюру, саму пачку спрятал на прежнее место, а сотню протянул собеседнику.

– Вот мой жест доброй воли. Одно из условий наших доверительных отношений, кандидат.

– Благодарю.

Тот спрятал подношение так стремительно, что Роман даже не успел проследить, какой рукой это было проделано: левой или правой. Неодобрительно качнув головой, он сказал:

– Это было лишь первое условие, но есть и второе. Не хотелось бы мне, чтобы ты неожиданно захотел сбежать, оставив мои вопросы без ответов. Мне было бы обидно пострадать за собственную доверчивость. Понимаешь, что я имею в виду?

– Нет, – признался бомж, переминаясь с ноги на ногу.

Он уже выбрался на сухой островок. С водными процедурами было покончено. Насколько понимал Роман, бомж готовился как-нибудь отделаться от церемонии допроса и быстренько задать стрекача, пожертвовав всей своей стеклотарой. На полученную сотню можно было купить неизмеримо больше бутылок, причем полных.

– Объясняю, – сказал Роман тоном долготерпеливого учителя, вынужденного втолковывать прописные истины нерадивому ученику. – Я хочу, чтобы ты остался здесь и побеседовал со мной ровно столько, сколько я того пожелаю. Для этого требуется что?

– Что?

– Самая малость!

Внезапно размахнувшись железным прутом, Роман врезал им по коленной чашечке бомжа, прикрытой грязными зелеными штанами, которые в пору кооперативного движения именовались слаксами и считались очень красивыми и модными по всей территории СНГ, от знойных Каракумов до островов в Северном Ледовитом океане.

– Ой! – Интернациональные штаны согнулись в коленях и обрушились в лужу.

– Побудешь немного хромоножкой, – сухо сказал Роман, наблюдая за корчами бомжа остекленевшим взглядом. – Поболит и пройдет. Зато теперь между нами будет сохранен тот самый принцип доверия, о котором ты мне тут заливал. – Роман демонстративно сплюнул под ноги.

– О-ой! – плаксиво вел свое бомж, пытаясь подняться. Это у него получилось поэтапно, рывками. В конце концов он все же кое-как выпрямился, но изувеченная нога то и дело норовила подломиться.

– Хватит причитать, – строго сказал Роман. – Наберись мужества и терпения.

Неожиданно ему припомнилась отвратительная сцена в подъезде, когда над ним изгалялся круглоголовый крепыш, и Роману страстно захотелось прикончить бомжа на месте. Только за то, что своими трусливыми подвываниями тот напоминал Роману эпизод, который ему хотелось поскорее забыть. Изо всех сил сдерживаясь, он возобновил диалог, но голос его звучал сдавленно, точно ему приходилось говорить с перехваченным петлей горлом.