силуэты в комбинезонах ниндзя, крадущиеся в сторону гостевых покоев?

Пропустив очередную вспышку маяка, Кадомацу бесшумно проскользнула в окно отцовской комнаты, освещённой волшебной летающей лампой, и спряталась в тени, удивлённая непонятной сценой: император тоже не спал, а, задрав голову, разговаривал с непонятным существом, примостившимся под потолочной балкой.

Собеседник Небесного Государя был ростом, вернее длиной с крупную собаку, имел три пары костлявых ног, восемь узких и длинных багрово-чёрных крыльев, походивших на рулевые, или крылья насекомого, и пару умных и проницательных глаз, торчащих на длинных отростках. Его одежду составлял глухой фиолетово-чёрный блестящий комбинезон, создававший бы впечатление панциря насекомого, не будь он усеян карманами и увешан знакомыми принцессе штучками арсенала ниндзя. В целом, существо производило больше жуткое впечатление, чем благоприятное, если бы не одухотворённые глаза поэта и приятный глухой баритон, которым он разговаривал с отцом, щёлкая глаголы и прилагательные одного из языков Даэны.

Что самое удивительное — император сам отвечал на этом языке! Принцесса прислушалась — фразы очень напоминали язык Ануш, только слова были немного сложней и длиннее. Она поняла только несколько цифр, слово «сказать», повторённое несколько раз, и имя Ангро Майнью, Аримана в произношении Ануш. Потом отец кивнул, сказал «свободен» и незнакомец странно уплющился, прижимаясь к собственной тени, сам стал ею, пламя светильника качнулось, заставив все тени крутануться по комнате — и от гостя не осталось и следа.

Отец тяжело вздохнул, и, не поворачиваясь, сказал дочери:

— Заходи, Малышка. Тоже не спится?

— Как давно ты меня заметил?

— До сих пор не вижу. Меня Рашан предупредил, пока ты ещё по крыше кралась.

Маленькая принцесса со стыдом вспомнила о запрете Императору видеть черный цвет, который сейчас был на ней. Даже незнакомый собеседник вспомнил о нем, не то, что родная дочь!

— Рашан? Это... существо?

— Да.

— А... кто он?

— Даэнский таракан, — император невесело усмехнулся, жестом пальцев подзывая летающий фонарик ближе к дочери: — Мой лучший шпион.

— Таракан?

— Да. Мартышки ведь свои ядерные бомбы хранить никогда не умели. У них на Островах Заката не то, что говорящие тараканы — грибные города есть! Как, кстати, тебе этот, не грибной город?

— Напугал он меня, папа...

— Напугал? Рашан? — отец подсел ближе, фонарик подлетел к ним.

— Нет, наместник. Его сынишка... — она сглотнула комок: — Забрёл на мою половину. Я с ним говорила — на редкость избалованный ребёночек... как вдруг подкрался его отец... Папа, меня до сих пор трясёт от страха, после его взгляда! Может быть, он был недоволен тем, что я разговаривала с его мальчишкой — не знаю, он смотрел с такой ненавистью, будто я, по меньшей мере, убила его, а не перекинулась парой слов!

— Не надо, не оправдывай Эйро. Он всех нас действительно ненавидит — тебя, меня мать, Сабуро, обеих твоих сестрёнок. Только Мамору повезло больше — он его всего лишь презирает, — отец вздохнул: — Воспитание старика Хакамады.

— Папа, поехали отсюда, прямо с утра, пожалуйста!

— Малышка, доченька, ну не могу я так просто уехать, не сделав дел.

— Ну, скажи что звёзды неблагоприятствуют, нужно Изменение Пути, и поехали доделывать дела в Лхасу, или Старую Столицу, только прочь отсюда!

— Потерпи ещё день, Малышка, и мы уедем. Кстати. Мы на самом деле следуем в Старую Столицу.

— Да куда угодно! Я здесь долго не выдержу — один раз увидела его рожу и не помнила себя со страху до тех пор, пока не проснулась!

— Не плачь, — он мягко обнял вздрагивающие плечи дочери и прижал её слезящееся личико к своей груди: — Мне, правда, ещё день нужно пробыть здесь. И ты мне нужна в этот день. Для очень сложного и важного дела. Вся твоя смелость и мужество. Для блага Империи... Хочешь, я сейчас отправлю с тобой Уэно и Кивадзаки?

— Нет, не нужно, — ответила она, вытирая предательски захлюпавший нос: — Со мной Ануш, и вроде даже не одна. Я той же дорогой. Пока, папа.

— Пока, ёлочка...

Наберись мужества

Утром принцесса расспросила своих подружек, что случилось вчера вечером.

— Что я делала? — удивилась Ануш.

— Нет, что я делала, поправила её Кадомацу.

— Бедная, так у тебя-таки крыша съехала?!

— Было очень заметно?

— Сначала — не очень. Ты стояла там, такая вся спокойная и бледная-бледная, с нами разговаривала... потом, как грохнешься!

— Не как императрица, нет!

— Ага. Мы до смерти перепугались — а ты взяла, и заснула!

— Не как мама? Тогда?

— Не-нет-нет, не бойся, — суккубы вскочили, наперегонки демонстрируя: — Ты стояла вот так, потом вот так — упала.

— Вот так, — спешили сестренки падать друг за другом, разбрасывая волосы и крылья.

Мацуко рассмеялась — охранницы умели успокаивать.

— Хватит, маленькие девочки, вдруг папа зайдёт?

Чистюля Афсане отряхнула коленки и пяточки, и поспешила в ванную. Азер посмотревшись в зеркало, потрогала обросшие виски, и взяла бритву и помазок.

Ануш, упавшая последней, сладко потянулась, расправив крылышки:

— Вот так бы лежала и лежала... но вот вечно кто-то работать заставляет.

— Эй, я тебе не «кто-то»! Вставай, лентяйка! Ты, кстати, успела найти себе «кого-то» за Дни Удаления?!

Суккуб неожиданно села:

— Не-а, не вышло.

— С тобой пока всё в порядке? Хорошо себя чувствуешь?

— Вроде нормально. Может, я неправильно фазы луны рассчитала?

— Смотри... какая из тебя охрана, если шемшир поднять не сможешь?

— Да ладно, — девушка снова беззаботно развалилась на татами: — Сейчас ведь я не одна. Свихнусь — Азер меня заменит.

— Что? — переспросила не всё расслышавшая Азер, за делом выбрившая себе уже пол-головы.

— Вон, из храма статуя вышла, смотри, в окна подглядывает!

Поверившая Азер недоумённо посмотрела на принцессу.

— Правда-правда, — поспешила подыграть та: — Она просто шустро убежала!

— А ну вас. Вечно вы надо мной шутите, — и продолжила уродовать свою причёску, правда уже с другой стороны — оставляя на голове только узкую полоску волос ото лба до затылка — знак распущенной Гвардии Даэны.

Все рассмеялись — выглядело так, будто из-за этой перепалки она забыла, с какой стороны брилась.

— Вставай, Ануш, вдруг отец зайдёт? — и словно услышав, сёдзи неожиданно отошла в сторону, и престарелая служанка с заплаканными глазами внесла завтрак — кусочки мотибаны,