— Это почему же?

— Хорошая обувь тем и хороша, что сидит у меня на ногах как мне удобно. Именно что мне, а не ей. А ведь я ее топчу, в грязи мараю, бью о камни, топчу ею кострище, а как состарится — беру да выкидываю и тут же забываю. Но с обувью так можно — я ее купил и это предмет. А удобный человек — это какой? Который никогда не возразит, не укорит, во всем безотказно поможет, ни в чем не откажет. Это ж не человек, а раб получается. Слуга.

— Друг?

— Даже друзья часто не сходятся во мнениях. Бывают ссорятся. Случается, что и дерутся. А обувь меня не ударит — хмыкнул я — И если обуви положено на моих ногах хорошо и удобно сидеть, то из людей мне никто и ничего не обязан.

— Хм… эк ты завернул… — помедлив, Айтан кивнул и присел отдохнуть на ящик с маслом, пока я один разгружал тележку — я сам настоял, сказав, что в кресте насиделся и тело требует нагрузки — Но про судьбы ты ведь согласен? У каждой пары обуви своя судьба — и у человека также.

— Ну… тут соглашусь. Кого-то жизнь бьет и покоя не дает, а кто-то десятилетия живет в покое безболезненном. Так бывает и кроссовок — кто в них каждый день бегает, а другие годами не достают из шкафа.

— Вот! А теперь удивлю тебя вопросом. Скажи мне, Тихон, чем хороший сапожник хуже поэта или скажем писателя какого?

— Ну…

— А ничем не хуже! А может и лучше — ведь книги не все читают, а обувь каждому нужна! — старик победно сверкнул глазами и тут же замахал руками, останавливая сам себя — Но я о другом.

Представь, что пара обуви — это заготовка поэмы! Он отдает ее заказчику, тот обувается — и начинает ходить своими тропами да дорожками. Там царапину поставит, здесь язычок надорвет, тут шнурок порвет или подошву продырявит. Рано или поздно обувка придет в негодность — и тут ее несут сапожнику.

— К вам?

— Да к любому — отмахнулся Айтан — И вот я берусь за полный ремонт потрепанных ботинок, тем самым даря им новую долгую жизнь. Смекаешь? Ботинки старые — а жизнь у них теперь новая. Еще сотни километров в них пройти можно! Еще послужат!

— Не совсем понимаю, если честно… — я удивленно замер с небольшим мешком чего-то вроде гороха в руках.

— Так ведь все просто! Ты вот жил себе спокойно — и тут бах и твоя старая жизнь закончилась. Очнулся в кресте и снова по новой. Только прижился и тут бах — и ты уже у нас на кухнях. Смекаешь, Тихон? Ботинки старые, а ведь жизнь-то у них новая! И надо просто шагать в них дальше и дальше.

И тут я понял — Айтан пытался меня приободрить, делая это с удивительной поэтичностью и, пожалуй, чрезмерной иносказательностью, и используя практичные приземленные понятия.

Что ж… я благодарно улыбнулся и кивнул:

— Теперь понял. Большое спасибо, Айтан. Надеюсь, приживусь здесь.

— Попал в новое место? Знай себе шагай дальше! — заметил старик и поднялся — Катим назад?

— Катим назад.

— Ты просто иди рядом, Тихон — я сам толкать буду. Нам старикам знаешь ли тоже спорт полезен. Скажи, а ты к нам босиком попал?

— Можно и так сказать. Но тут обувь выдали.

— Тапочки аховые — поморщился старик — Поставлю тебя в очередь на нормальную обувку. Ноги надо держать в удобстве, Тихон.

— Большое спасибо. А велика очередь?

Айтан подмигнул:

— Тебя вперед пододвину.

— Ну нет. Так нельзя.

— Да они давно уже не ходоки. А тебе в ночные смены ох как набегаться придется. Эти тапки тебе быстро ноги натрут.

— И возразить нечего.

— А ты и не возражай. Лучше спрашивай. Знаю ведь, что тебе все тут интересно. Так что задавай вопросы смело — времени у нас полно, а я поговорить ох как люблю. А книги ты читать любишь?

— Люблю.

— Значит темы для разговоров у нас не исчерпаются — удовлетворенно кивнул Айтан — Ну спрашивай давай. О чем знать хочешь?

— Да обо всем — честно признался я и махнул рукой в сторону оставленных позади кухонных помещений — Там ведь не кухни сами по себе удивительны, а телепортация. Чего только та стена с дырками стоит… голова кругом!

— Еще бы! Расскажу и про телепортацию что знаю. Да ты и сам сегодня увидишь что там у них в отделе их крохотном происходит.

— Погодите… в отделе телепортации?

— Ну да. Он ведь тут рядом — хотя какой еще отдел… так — коридор да несколько комнат. Вообще это не наше дело, но повара дежурные только обрадуются, если мы предложим им честный обмен. Они нам вкуснятины да чуток водочки холодной. А мы как продукты навозим, отнесем в тот отдел ночную трапезу, да может уборку там небольшую сделать надо ежедневную, если попросят. Сам понимаешь — тут везде чисто должно быть. А ты заодно осмотришься. Ты швабры не гнушаешься?

— Не гнушаюсь — ответил я, стараясь не показать всех охвативших меня эмоций — И чистоту люблю. Очень люблю…

* * *

Не получилось.

Рано я обрадовался.

Впрочем, будь иначе и получись у сапожника Айтана показать мне святая святых этих чуток мистических и гулких ночью кухонь, я бы, пожалуй, насторожился — слишком уж все легко и просто. Но дело не выгорело и мне прямо полегчало. После того как мы ударно потрудились во благое дело — а я действительно считал, что кормить узников надо обильно, вкусно и без перебоев — Айтан отвел меня в небольшой уголок с парой стальных столов, где мы плотно перекусили. Еда абсолютно обыденная здесь и столь уже удивительная для меня — невероятно вкусное овощное пюре с сосисками и добрым ломтем свежего хлеба. К этому нам еще не старый повар подал по стакану легкого бульона, а затем и по чашке сладкого чая. Когда мы все доели и я принялся мыть за нами обоими посуду в большой стальной мойке, Айтан отправился «договариваться». Его ен было довольно долго, а когда он вернулся, по его унылому виду я понял итог переговоров и успокаивающе улыбнулся,