Окулист продолжал смотреть на стрекозу, а стрекоза явно изучала его. И вряд ли крылатая красотка завидовала человеку. Уж она-то точно ничего не знала об астме, о тромбофлебите и ноющих суставах. Может, только и опасалась какого-нибудь местного сокола. Сам Окулист соколов в человечьем обличье давно не боялся, зато боялся старости, боялся болезней и одиночества…

— Шеф! Это я…

Стрекоза дрогнула крыльями и пропала. Окулист даже не уследил за ее полетом. Но главное, что спугнули его покойное настроение; вновь начиналась суета, начинались нервы. Видно, что-то пошло не так…

Заранее поморщившись, Окулист повернул голову. К поляне торопливо приближался Хопер. Физиономия красная, в глазах растерянность. Значит, предположение верное: что-то у бравых парней сорвалось. А значит, снова придется вставать, выслушивать, думать и принимать решения. Окулист со вздохом поискал глазами улетевшую стрекозу. Так и не найдя, тоскливо подумал, что лучше ему было бы родиться не человеком, а стрекозой. Предложи ему кто сейчас подобное превращение, он бы без раздумий согласился…

* * *

До дома шагали неспешно. Валера по-прежнему не оборачивался и даже шутливо успевал похлопывать Генку по плечу. Но уже во дворе поведение его резко изменилось.

— Кто это, Ген?

Подросток помотал головой.

— Но не спецы, это точно. Если бы зашевелились по поводу полигона, наверное, стали бы иначе действовать.

— Я тоже так кумекаю. Тогда кого ты сюда приманил?

— Не знаю. Честно слово, не знаю! Я и адреса своего никому не давал. Родители обещали молчать… — Генка нервно сглотнул. — Может, «Магнолия». Фирма такая есть, я их слегка потрепал, — грозились наказать. А может, и не «Магнолия». Может, кто другой…

— Другой! — Валера с усмешкой покрутил головой. — С тобой, бача, и впрямь не соскучишься. Не кочку, так пенек с поганками подсунешь…

— Валер! Я правда, не знаю, откуда они!

— Ладно… Хорошо, хоть бутылки не успели сдать.

— Бутылки?

— Ага, — Валера метнулся к сараю, выволок оттуда ящик с тарой, бегом перенес к сеннику, поставил в углу. — И ты неси тоже. Я буду говорить, куда…

— Но зачем?

— Затем, что обороняться будем бутылками.

— Бутылками?

— А у тебя есть что получше?

— Есть шокер…

— Шокер свой спрячь. Бутылки будут поинтереснее. Они у нас, правда, пустые — без коктейля Молотова, но и такими можно держать оборону.

— Что-то я тебя не совсем понимаю… — Гена тут же припомнил разбитое стекло джипа. — Ты что, собираешься забрасывать их бутылками?

— Это в крайнем случае, если дойдет до стрельбы, — Валера хмыкнул. — Видел, как я им джипарь разнес? С первого выстрела — прямое попадание! Я ведь уже говорил, что был в роте лучшим гранатометчиком. Лупил аж до семидесяти метров! И попадал, как нынче из подствольников не попадают. Ротный говорил: у меня талант, особая хлесткость рук. А еще говорил: была бы Олимпиада по гранатам, я бы точно какое-нибудь место занял.

— А где он сейчас?

— Ротный-то? — Валера ткнул очередным ящиком Генке в грудь. — Нет нашего ротного.

— В Афгане убили?

— В Сербии. И не убили, а подорвался. Потому как мин там — на три Афгана бы хватило, — он покрутил головой. — Та-ак… Этот поставим сюда и про запас отнеси еще к конуре. Пса-то давно нет, но они же не знают.

— А может, есть какое-нибудь оружие?

— Какое оружие, о чем ты? — Валера хмыкнул. — Охотиться я не люблю, а для уличных забав кулаков хватает.

— Кулаки у тебя есть, это точно, — Генка отволок ящик к конуре, шумно дыша, вернулся. — Меня бы как-нибудь научил! А то ни плавать, ни драться не умею. Так и погибну, ничему не выучившись.

— Не дрейфь, шнурок, прорвемся! — Валера весело подмигнул подростку. — Знаешь, в какие засады я попадал, — и то выживал. А это — так, семечки.

— Да уж, семечки… — Генка вздрогнул. За сарайчиком скрипнула калитка, и знакомый голос позвал:

— Негоже гостей тумаками встречать… Гена, ты здесь?

— Окулист! — страшным шепотом прошипел Генка.

— Окулист?

— Это прозвище… Только откуда он взялся? В тех джипах его не было.

— Значит, прятался в какой-нибудь другой машинке, — Валера по-мальчишески шмыгнул. Тем же шепотом поинтересовался: — Кто он такой? Важная шишка?

Генка напряженно кивнул.

— А сюда какого лешего приехал? Или ты ему что-то должен?

— Как тебе сказать… Сначала они мне были должны, потом я, а теперь, наверное, никто никому… — пролепетал Генка. — То есть, это я так думаю.

— Хорошо, если еще думаешь, — Валера кивнул. — Ладно, отвечай человеку. А то спустит своих доберманов…

— Здесь я! — крикнул Генка.

— Может, хватит прятаться? Подойди, потолкуем, как люди, — голос Окулиста звучал ровно и спокойно. — Без кулаков и камней.

— Это точно?

— А зачем нам воевать? Ты себя показал, дружок твой — тоже. Можно и к переговорам приступать.

— Умный дядька! — шепотом оценил Валера. — Сразу просек, что ничего ему тут не светит.

— Да уж, умный, — Генка снова вздохнул. — Знаю я этого умника…

— Ладно, пошли, — Валера подтолкнул его в спину. — Если что, буду рядом.

* * *

Окулиста, застывшего у калитки, словно пират Джон Сильвер перед частоколом форта, в конце концов пригласили в дом. Скептически озирая место, предназначенное для обороны, главный юрист фирмы «Василиск» неспешно поднялся на крыльцо.

— Здесь аккуратнее! — предупредил Валера. — Снизу порожек, сверху притолока.

Окулист не ударился и не споткнулся.

— Ну что, зажжем ради дорогого гостя свет? — Валера щелкнул выключателем и гордо поглядел на свисающую с длинного шнура лампочку. Генка его отлично понимал. После нескольких лет лучин и керосинок — лампы должны были производить ошеломляющее впечатление. То есть на тех, кто обитал в Соболевке, но никак не на Окулиста. Юрист «Василиска», если что и заметил, так это груду разномастных железок, громоздящихся у стены, замусоренный стол и паутину в углах.

— У нас, конечно, не хоромы, но лишний табурет для гостя всегда найдется, — Валера сделал приглашающей жест и в свою очередь опустился на лавку.

— Спасибо, — Окулист с сомнением оглядел табурет и все же рискнул на него присесть.

— А где Шуша? — поинтересовался Генка.

— Где ему и положено быть — на работе. А что?

— Ничего. Я думал, если кого и пришлете, то в первую очередь его.

— Пытались, — отозвался Окулист. — Уперся, стервец. То ли брата пожалел, то ли тебя.