Девушка сузила глаза.

– Что, как с Куцего, расписку требовать будешь? А я ведь тебе жизнь сегодня спасла.

– За это спасибо. Так поступил бы каждый советский человек, тем более сотрудник наших славных органов. Давай, милая. А то ведь знаешь – я по должности обязан доложить о сегодняшнем происшествии и твоём в нём участии. А вот как мы, – он подчеркнул это «мы», – докладывать будем, и будем ли – давай вместе думать…

Девушка долго молчала, «по инерции» несколько раз взглянула на Лося наивными голубыми глазами. Он не реагировал, подошёл к буфету, налил себе ещё полстакана водки, спирта хватило только, чтобы снять стресс. Снова закурил.

– Ну, ладно, слушай. Куда деваться. Я действительно лейтенант госбезопасности. Подразделение тебе знать ни к чему, ты ж по нашему ведомству допусков не имеешь. Имею задание курировать лично тебя с момента освобождения из СТОНа. Так положено, да ты и сам такими делами занимался…

– По-прежнему не доверяют, значит?

– А ты за свою службу много кому доверял? Не строй из себя дефективного подростка из колонии Макаренко. Тебя могли после возвращения снова завербовать невыявленные троцкисты-сослуживцы. Тебя могли похитить, шантажировать, да мало ли что. Тебе поручено охранять товарища Сталина – нам присматривать за теми, кто и как охраняет. Кстати, сегодня всё великолепно подтвердилось. И твоя глупость, и моя нужность. Какого … ты (девушка непринуждённо выругалась) полез к этим уркам. Дал бы команду – твои волкодавы всю Марьину Рощу разнесли бы к … матери.

Лось сидел тупо глядя в пол. Больше всего ему хотелось напиться в стельку, как пьют сапожники, или – до положения риз, как попы. И ведь всё правильно говорит. И служба у каждого своя, и спасла она его, и вёл он себя дурак дураком…

Но он ведь думал, что она правда в него влюбилась.

Ага, жди, во впервые увиденного грязного зэка.

Нет, дурак он, по всем понятиям дурак.

Люсечка тоже выпила, но немного. Посмотрела на него со смутной улыбкой. Рассчитанным движением потянулась. Тонкий свитер натянулся, обрисовывая не по фигуре высокую грудь.

«Да какая, на хрен, разница», – подумал Лось, мгновенно возбуждаясь. Пережитые эмоции требовали выхода. Не довелось сегодня умереть, значит, накатился второй «основной инстинкт».

Он притянул чекистку к себе, рывком задрал ей юбку выше пояса, повалил на диван, дрожащими руками потянул вниз всё сразу – пояс, трусы, чулки…

После первого бешеного приступа страсти они перебрались в спальню, разделись, как положено, задёрнули шторы – слишко ярко били в окно лучи заходящего солнца.

Это была самая бурная изо всех их ночей. Когда ты заглянул в глаза смерти, особенно хочется почувствовать, что ты жив; зрение, осязание – всё обострено, а тело отдаёт последние силы, наслаждением изгоняя ужас. И девушка, словно освободившись от необходимости играть тщательно выверенную роль, вела себя, как какая-нибудь Клеопатра или царица Тамара, доводившая любовников до полного истощения, а иногда и летального исхода.

Под утро Лось отправился на кухню покурить. Он блаженно втягивал горьковатый дым, ощущая себя цеппелином – большой, абсолютно пустой оболочкой, в которой глубоко-глубоко перекатывается последний кубометр газа.

Люсечка, тоже вымотанная до предела, тихо посапывала, повернувшись на левый бок лицом к стенке. Её негромкое ритмичное дыхание подчёркивало тишину и спокойствие в квартире.

Лось аккуратно притворил дверь, налил себе стакан холодной заварки, полфужера коньяку, чиркнул спичкой, прикуривая. Спать совсем не хотелось. А вот подумать было о чём.

После долгих ночных размышлений утром, за завтраком, Володя повторил вопрос, который вчера как-то сам вырвался: «Как мы – он снова подчеркнул это «мы» – докладывать будем, и будем ли?» Людмила поглядела любовнику прямо в глаза и спокойно ответила: «Ты сам начальник, можешь об инциденте промолчать. А я, извини, утаивать от руководства информацию не имею права».

– Информацию, – повторил Лось со странной интонацией. – И что же такой информацией считается?

– Всё, – так же спокойно произнесла сотрудница органов.

Когда проклятая девка и Лось, бывший сосед по бараку, разом превратившийся в «гражданина начальника», ушли, Куцый тоскливо осмотрел своё битое войско.

Он прекрасно понимал, что произошло. Разом из «честных воров» они превратились в «козлов позорных», стукачей, которых каждый может и опустить «по закону», и приколоть финкой без лишних вопросов.

Цыган, видать, сообразил, о чём думает бывший пахан.

– А что было делать, Витюля? Подыхать? Так я несогласный. Десятку срока мотать за нападение на «сотрудника» – тоже радости мало. Как вышло, так и вышло. Тем более, я слыхал, что лягавые своих стукачей отмазывают, если не на мокром попался… Так что ещё поживём…

– Заткнулся бы ты, а? – тоскливо сказал Куцый.

– А ты меня не затыкай, – оскалился Цыган. – Мы с тобой теперь одинаково ссученные. Нету больше паханов. Но это только для нас, – тут же поправился он. – Других мы завтра как надо на рога поставим. Все до одного только на цырлах бегать будут. Ты ж для них теперь «мокрушник», забыл, что ли? Пошли лучше водки выпьем, в «Голубой Дунай». А Лыцарю вон штаны сменить надо. Я ему счас чего-нито из последнего хабара подкину…

– Волыны нужны, – впервые подал голос Лыцарь. – Без них нам капец.

– На хрена козе баян? – косо глянул на приятеля Виктор. И тут его озарило: «Шлёпнуть этого гада и расписки забрать?»

– Ага, – иронично согласился Косой. – Только дома он их не оставит, а на службе под ним волкодавов, небось, тысячи.

– А ты что можешь предложить?

– Я думаю, если мы захватим Маркова, можем потребовать, чтобы этот жлоб вернул нам тетрадку. А если нет, мы генерала завалим. Джаба убедится, что мы не ссученные, а правильные. И поможет перед людьми оправдаться.

Идея Лыцаря была полным бредом. Но уголовники излишним интеллектом не блистали, и в безвыходном положении, в которое поставил их Лось, даже такой план действий показался спасительным.

– Ладно, – махнул рукой Куцубин. – Придётся идти к амбалу. Всё равно ссученными мы долго не проживём. А насчёт того, что лягавые своих отмазывают… Ты уверен, что теперь ты для Лося свой?

К Игорю Саввичу направились Куцый и Лыцарь. Цыган, держась за живот, сказал, что он лучше отлежится. Блондинкин фраер бить умел.

Амбал на сей раз в квартиру не пригласил. Закрыв огромным туловищем дверной проём, он с явным неудовольствием сказал: «Вы слишком часто тут не появляйтесь. Соседи обязательно сообщат, что повадились какие-то сомнительные типы».

– Нам – это, – зашептал Витек, морщась от боли в плече, копчике и вообще во всём организме сразу. – Нужны машинки, хотя бы штуки три, и маслята, обоймы по четыре. – Подумал и добавил: – Иначе просьбу Джабы Гивиевича выполнить очень затруднительно.