суточных доплачу им бакшиш. Когда буду сдавать отчет о расходах, перечислю все, что они для меня сделали на пути во дворец и обратно.

— Значит, вас впустили? — Брови его поползли вверх.

— Разумеется. — Первин отвернулась и принялась раздавать монеты, которые достала из матерчатого кошелечка.

Усталые носильщики просияли, когда она вложила еще по рупии каждому в ладонь. Первин сказала на маратхи:

— Вам пришлось преодолевать трудности, которых никто не ждал. Погода была ужасная. Вы двигались с хорошей скоростью, при этом осторожно. Благодарю вас от всего сердца.

Лакшман с носильщиками ушли в сторону деревни — они несли опустевший паланкин и пели.

— Они очень довольны, — заметил Колин, глядя им вслед. — Ну, если вы не слишком устали, я хотел бы перед вами извиниться.

— По поводу оплаты? Нет никакой нужды…

— Нет. — Колин откашлялся и продолжил: — Простите меня за то, как я себя вел. Я все обдумал и понял, в каком положении вы находитесь.

Первин облегченно выдохнула. Они все-таки смогут работать вместе, а ей это просто необходимо, потому что маленькие князь и княжна в опасности.

— Благодарю вас от всей души. Нам многое нужно обсудить, вот только мои ботинки… — Она умолкла, давая ему возможность рассмотреть ее перепачканную обувь.

Он вгляделся и покачал головой.

— Похоже, они испорчены бесповоротно. Может, вы их просто снимете?

Первин смутилась.

— Если это не идет вразрез со здешними понятиями о приличиях.

— Нет, конечно!

Первин нагнулась, развязала шнурки и вдруг поняла, что нежелание ходить босиком вызвано тем, что она не хочет показывать ему свое тело. Пока он видел только лицо и руки. Ей очень хотелось соблюдать приличия, но какое же она испытала облегчение, когда мокрые натруженные ступни расправились и коснулись чистых плиток на полу веранды.

— А кто-то еще в гостевом доме ночует? — спросила она в надежде, что никто больше не увидит ее в столь неприбранном виде.

— Странно, что вы об этом спросили. — Колин усмехнулся — к нему явно вернулась свобода обращения. — В обед заезжал Родерик Эймс.

Все ее подозрения касательно Родерика Эймса тут же всколыхнулись вновь.

— А с какой целью?

— Просто сказать, что возвращается в Пуну. За едой я его спросил, не знает ли он чего о вашем пропавшем фотоаппарате.

— И как он отреагировал? — спросила Первин, и в тот же момент на веранде появился Рама — он держал поднос со стаканами и небольшим графином.

Первин очень хотелось освежиться, и это отвлекло ее на время. Она улыбнулась седовласому слуге и сложила ладони в приветствии-намасте.

Колин снова уселся в кресло и жестом пригласил Первин сесть тоже.

— Он сказал, что никогда, естественно, не стал бы присваивать чужие вещи, — и уехал, даже не доев.

Рама поставил стаканы на стол и спросил:

— Вы ищете фотоаппарат мисс Мистри?

— Да, — подтвердила Первин. — Вам известно, где он?

Рама поднял повыше еще один предмет — Первин раньше его не заметила, потому что он скрывался за серебряным графином. Передавая Первин ее «Кодак», Рама сказал:

— Он лежал на каменной стене рядом с той частью веранды, где вы делали фотографии. Я увидел его сегодня на закате, когда расставлял фонари.

Но принес только после ее возвращения — и после того, как разговор зашел про Родерика Эймса.

— Можно взглянуть? — Колин бросил взгляд на Первин, она кивнула, он взял фотоаппарат в руки. — Я только сейчас сообразил, что эта модель — картонная. Если бы фотоаппарат пролежал там все время, он бы промок под дождем и испортился. Но он совершенно сухой — выходит, его вернули.

— Совершенно верно, — кивнула Первин: ее подозрения в адрес Родерика Эймса все крепли. — Меня интересует одна вещь. Вы в дружеских отношениях с Родериком?

Лоб Колина рассекли морщины.

— Я бы сказал так: мы приятельствуем, но не более. А почему вас это волнует?

— Он не слишком… любезен, — сказала Первин, пытаясь воспитанно описать свои ощущения на вечернем приеме.

— Светскому лоску не обучен, — подтвердил Колин с мимолетной улыбкой. — Но сезон дождей долог, и я не вижусь почти ни с кем, кроме Рамы. Если появляется хоть какой-то посетитель, я ищу с ним точки соприкосновения — большое счастье поговорить с посторонним.

— Если вы меня простите, — мягко вмешался Рама, — я пойду приготовлю чай.

— Большое спасибо, — откликнулся Колин.

Когда Рама ушел, Первин сказала:

— Интересно, пленка все еще внутри или нет?

Колин перевернул фотоаппарат, подумал.

— Хороший вопрос. Проблема в том, что, если открыть заглушку, мы пленку засветим.

Первин прикинула: так уж ли дороги ей фотографии животных и друзей Колина? Важнее выяснить, что мог натворить Родерик. Она пожала плечами:

— Обезьян я могу сфотографировать снова. Невелика беда — давайте я сама открою.

Она взяла у Колина фотоаппарат и убедилась в том, что пленка исчезла.

— А откуда вы знали, что пленки там нет? — Колин посмотрел на нее едва ли не с восхищением.

— Наверное, пришла к такому выводу потому, что мистер Эймс очень не хотел оставлять свое изображение потомкам, — сказала Первин.

— Он простой инженер гражданской службы. — Колин не сводил с Первин глаз, а потом, не дождавшись ответа, заметил: — Похоже, вы знаете о нем что-то такое, чего не знаю я.

— От одного из старых слуг, проживающих в охотничьем домике, я узнала, что мистер Эймс присутствовал на охоте, на которой погиб князь Пратап Рао. Примечательное совпадение.

— Мне он об этом никогда не говорил. А вы уверены, что слуга не ошибся?

— Он мне сказал про инженера — англо-индийца; у слуги явно не было никаких оснований мне врать. — Первин смущенно огляделась. — Так кто-то еще ночует сегодня в гостевом доме?

— Только Рама — а так мы одни.

— Я хотела быть уверенной в том, что этот разговор останется между нами.

— Безусловно. И давайте временно забудем про Родерика Эймса. Я хочу знать про все, что случилось с вами с того момента, как вы сели в паланкин.

— Самая подходящая точка для начала рассказа. — Первин рассказала про поломку паланкина — у Колина вытянулось лицо, потом он немного расслабился, услышав, как она добралась до дворца пешком в сопровождении Лакшмана и четверых носильщиков. Она как раз дошла до истории о том, как кулон с лунным камнем обеспечил ей доступ во дворец, когда вернулся Рама. Он поставил на стол чайник ароматного чая и тарелку с зелеными конвертиками. Первин сразу догадалась, что это рисовые блинчики, завернутые в банановый лист, и вздохнула от предвкушения.

— Панки! Я думала, их делают только в Гуджарате.

— Гуджарат отсюда недалеко, — заметил Рама, плавно поведя рукой. — Теперь я пойду готовить настоящий ужин.