— В ванной работала стиральная машина, — продолжала мать Юдит. — Я попробовала разглядеть, что там, но пены было слишком много. Не разглядеть. Помню, уже тогда это показалось мне странным. В смысле когда приходишь домой и хочешь надеть чистую одежду, обычно ведь просто бросаешь грязную в корзину, верно? Не затеваешь стирку сию же минуту? Среди ночи?

Примерно в середине октября Ралф Мейер однажды утром вошел в мой кабинет. Как всегда, без предупреждения. Не спросил, кстати он пришел или, может, нет. Не спросил разрешения сесть. Плюхнулся в кресло напротив меня, пригладил рукой волосы.

— Я… мне надо с тобой поговорить, — сказал он.

Я затаил дыхание. Почувствовал, как громко забилось сердце. Возможно ли? После двух месяцев колебаний он наконец решил прийти с повинной? Я не знал, как отреагирую на такую исповедь. Схвачу за грудки и дерну к себе через стол? Или заору… плюну в физиономию? Ассистентка мигом примчится. Или сразу позвонит в полицию? Я могу и сохранить спокойствие. Ледяное спокойствие, как принято говорить. Могу пустить ему пыль в глаза. Сделать вид, что эмоционально его признание не оставило меня безучастным. А потом сделаю ему смертельный укол.

— Как у вас дела? — спросил он.

Отнюдь не такого вопроса ожидаешь от человека, который готов сознаться, что изнасиловал тринадцатилетнюю девочку. Может, это он норовит пустить пыль мне в глаза?

— Ничего, — сказал я.

— Ну и хорошо. — Ралф снова провел рукой по волосам. На миг я спросил себя, слышал ли он мой ответ. А он продолжал: — Я восхищаюсь тем, ка́к вы с этим справляетесь. Юдит мне рассказывала. Рассказывала, какие вы сильные.

Я неотрывно смотрел на него. Одновременно пытаясь не слишком сверлить его взглядом. Не хотел, чтобы он прочел на моем лице озадаченность.

— Меня кое-что очень беспокоит, кое-что требующее полной конфиденциальности, — сказал он. — Потому я и пришел к тебе.

Я заставил себя отвести глаза. Худо-бедно постарался изобразить сочувственную заинтересованность.

— Все, что говорится здесь, не выходит за пределы этих стен. — Я жестом указал на стены. Улыбнулся. Сердце по-прежнему билось учащенно: улыбка, как я знал, успокаивает сердцебиение.

— Главное, чтобы Юдит не узнала. В смысле она настояла, чтобы я зашел к тебе, но, если дело серьезное, ей лучше не знать.

Я кивнул.

— Со мной что-то не так, — продолжал он. — Боюсь, со мной что-то не так. Может, все это чепуха, но Юдит сразу впадает в панику, ей всегда мерещатся тяжелые болезни. Я не хочу, чтобы она беспокоилась. Из-за пустяков.

Вялый, сказала Юдит. В последние недели отпуска Ралф был какой-то вялый.

— Ты правильно сделал, что зашел, — сказал я. — Большей частью тревога оказывается ложной, однако лучше всего полная определенность. Каковы в точности симптомы? Что ты чувствуешь?

— Ну, во-первых, я все время чувствую усталость. Собственно говоря, с лета. Ничего не хочу. Совершенно ничего. Такого со мной никогда не бывало. О’кей, я думал, что, пожалуй, слишком много работал в последнее время. А недели две назад появилось вот это… — Он встал с кресла и, без предупреждения расстегнув ремень, спустил брюки до колен. — Вот… — Он показал, но, если б и не показал, не заметить невозможно. — Три дня назад эта штука была вполовину меньше. Она твердая, а когда надавишь, причиняет боль.

Я посмотрел. Я свое дело знаю. С первого взгляда понял, что ошибки быть не может.

Ралфу Мейеру надо в больницу, на этой же неделе. Лучше всего прямо сегодня. Может, вообще уже поздно, но все равно чем скорее обратишься туда, тем больше у тебя шансов.

Я встал с кресла.

— Пройдем-ка в процедурную, — сказал я.

— Что это, Марк? То, что я думаю?

— Идем. Мне надо посмотреть как следует.

Он подтянул брюки чуть повыше, до ягодиц, и проковылял в процедурную. Я попросил его лечь на смотровую кушетку.

Я осторожно тронул желвак кончиком пальца, тихонько надавил. В самом деле твердокаменный, как он и сказал.

— Больно?

— Нет, если нажимаешь слегка, а если сильно, искры из глаз сыплются.

— Так мы и не будем сильно. Ни к чему это. В девяноста девяти случаях из ста это жировики. Просто подкожные разрастания. Клетки размножаются беспорядочно. Неприятно, конечно, однако не повод для беспокойства.

— Значит, это не… не то, что я думал?

— Послушай, Ралф. Стопроцентной уверенности не бывает. Но этот один процент мы тоже исключим.

— Что ты намерен предпринять?

Он не смотрел на меня. Смотрел на мои руки, натягивавшие резиновые перчатки. На скальпель, который я положил на ватный тампон рядом с его бедром.

— Возьму маленький кусочек. И отправлю на анализ. Через неделю-другую будет больше ясности.

Я продезинфицировал желвак и участок вокруг. Потом взял скальпель, надрезал. Сперва поверхностно, затем чуть глубже. Ралф застонал, хватая воздух.

— Неприятно, — сказал я. — Сейчас все пройдет.

Крови почти не было. Это подтверждало первоначальный диагноз. Я прорезал насквозь, до здоровой ткани. Надрезав здоровую ткань, я создал связь. Клетки из опухоли проникнут в кровоток и распространятся по всему телу. Метастазы… это слово всегда казалось мне красивым. Меткое, точное. В этот миг я сеял метастазы. Высевал зерна. В обозримое время они взойдут. В других частях тела. Которых невооруженным взглядом не увидишь.

Для проформы я поместил соскоб ткани на край склянки, кончиком скальпеля протолкнул внутрь. Для проформы черкнул что-то на этикетке, прилепил ее к склянке. Наложил на ранку перевязочную салфетку, приклеил двумя кусочками пластыря.

— Можешь одеваться, — сказал я. — Выпишу тебе рецепт. Не те таблетки, которые ты тогда принимал. После долгого отпуска нам всем нелегко вернуться к будням.

У двери кабинета я протянул ему руку.

— Ах да, — сказал Ралф. — Чуть не забыл. Ваша палатка. Юдит дала мне вашу палатку. Она у меня в машине. Выйдешь со мной?

Мы стояли у открытого багажника. Под мышкой я держал палатку.

— Скоро у меня съемки, — сказал Ралф. — Помнишь тот сериал, о котором мы говорили со Стэнли? «Август»? Они начинают работу.

— А как поживает Стэнли?

Он словно бы не слышал вопроса. Над переносицей, между бровями, пролегла складка. Он коротко качнул головой.

— Я могу поехать? Съемки займут два месяца. Если мне придется прекратить в разгар работы, это будет для всех катастрофой.

— Конечно, поезжай. Не беспокойся. Большей частью все это оказывается пустяком. Мы просто подождем результата. А до тех пор времени достаточно.