– Недавно во Львове, гауптман? – спросил он.

– Мы с другом только что из Луцка, – с готовностью ответил Кузнецов.

– Фронтовик? – подполковник кивнул на кресты Зиберта.

– Бывший, – огорченно сказал Николай Иванович, – после двух ранений служу по хозяйственной части.

Подполковник сочувственно улыбнулся.

– Понимаю вас, гауптман, я бы тоже предпочел сейчас быть на передовой.

Разговорились. Подполковник оказался старым кадровиком, участвовавшим еще в первой мировой войне. Он был достаточно умным человеком, чтобы понимать неизбежность близкого конца. Было что-то безнадежно-тоскливое в его тусклых глазах, в неверных движениях рук. Один сын подполковника погиб на Восточном фронте, другой был тяжело ранен в самой Германии осколком английской бомбы. Чувствовалось, что войну старый офицер считает бессмысленной авантюрой.

Таких офицеров Кузнецов встречал среди германских офицеров немного. Но когда тот назвался, изумлению Николая Ивановича вообще не было границ. Судьба свела его по какой-то иронии с одним из самых, в принципе, опасных для него людей – заместителем военного коменданта Львова. Чем обернется для него это знакомство?..

Когда все трое закончили с ужином, подполковник попросил Зиберта вызвать ему по телефону машину из комендатуры.

– Но зачем же вам ждать, господин подполковник?! – воскликнул Кузнецов. – Мой «фиат» у подъезда, сочту за честь подвезти вас к дому.

Подполковник согласился, спросил только, не может ли и он быть чем-нибудь полезен.

– Вот разве только… – как бы в нерешительности протянул Зиберт. – Мы во Львове впервые. Не подскажете ли вы гостиницу потише, где можно отдохнуть несколько дней?

Подполковник лишь рассмеялся.

– Это не так просто сейчас, мой молодой друг. Город забит от подвалов до чердаков. Давайте сделаем иначе. Сейчас слишком поздно, переночуйте с вашим спутником у меня, а завтра я вам дам направление в офицерскую гостиницу при комендатуре. Я один, жена в Германии, а места много…

Кузнецов для вида, но не перебарщивая, долго отнекивался. Но подполковник, которому явно хотелось провести остаток вечера в обществе приятных собеседников, все же уговорил его.

– А наш шофер? – спросил Кузнецов.

– Найдется место и для него. При гараже есть небольшая комната.

Вечер в уютной гостиной служебного особняка прошел превосходно.

И ни подполковник, ни его денщик, ни даже Каминский не обратили внимания, как Зиберт на минутку отлучился из комнаты. Он вышел в переднюю, свернул по коридору к туалету и… незаметно прихватил из груды запечатанных и распечатанных конвертов, валявшихся на подзеркальном столике, уже примеченный им картонный квадратик. В туалете он аккуратно переложил его в бумажник, а потом, выждав немного, вернулся в гостиную. Теперь он располагал очень ценным документом – пропуском в городской театр на завтрашнее совещание военной и гражданской администрации Львова. С докладом должен был выступить сам губернатор Галиции Вехтер.

Николай Иванович прихватил билет вовсе не движимый первым побуждением, нет, он рассчитал, что ничем не рискует: из разговора ему было известно, что завтра подполковник весь день будет дежурить в комендатуре и ни на какое совещание, разумеется, не пойдет. Поэтому Кузнецов резонно полагал, что подполковник и не подумает искать задевавшийся куда-то заведомо ненужный ему пригласительный билет.

Ночь прошла спокойно, скорее всего это была последняя спокойная и уж, во всяком случае, безопасная ночь в жизни Кузнецова. А утром разведчики покинули дом заместителя военного коменданта, искренне поблагодарив его за гостеприимство. Прощаясь, подполковник дал Зиберту направление в гостиницу и листок из блокнота с номером своего личного прямого телефона.

К восьми часам вечера Кузнецов поехал в театр (именно в это время его и видели на улице Пастухов и Кобеляцкий, но он их не заметил), беспрепятственно миновал несколько рядов оцепления, занял удобное место в партере и… прослушал полуторачасовой доклад Пехтера, из которого запомнил много интересных подробностей о планах гитлеровцев по подготовке обороны Львовского района. Но застрелить губернатора в театре ему не удалось: к президиуму из зала никого не подпускали. На следующий день в канцелярии, куда позвонил Кузнецов, чтобы под тщательно продуманным предлогом просить о приеме, ему сказали, что губернатор заболел и, но крайней мере, неделю не будет выходить из дому.

Пришлось менять план па ходу.

…Около восьми часов утра 9 февраля 1944 года на Лейтенштрассе, возле Музея Ивана Франко, почти напротив особняка вице-губернатора Галиции остановился серый «фиат». Видимо, что-то случилось с мотором, так как после нескольких безуспешных попыток снова тронуться с места солдат-шофер вылез из машины, откинул капот и надолго погрузился в железное чрево двигателя. Потом снова хлопнула дверца – на мостовую вышел гауптман и принялся лениво отчитывать шофера. Второй пассажир, видимо, решил дожидаться устранения поломки внутри «фиата».

Минут через пять к подъезду особняка подкатил длинный черный «мерседес», а ровно в восемь из подъезда вышли на улицу двое. Один постарше, на ходу зябко укутывал шею теплым шерстяным шарфом. Шофер «мерседеса» услужливо распахнул перед ним дверцу.

Гауптман перестал ругать своего шофера и быстро пересек улицу.

– Прошу прощения, – обратился он к тому, что был постарше, – вы доктор Бауэр?

– Да, – подтвердил вице-губернатор, застегнув, наконец, непослушную пуговицу у горла. – В чем дело?

Неизвестный гауптман сунул руку за борт шинели и тут же выдернул. Но вместо ожидаемого пакета в его ладони тускло блеснул пистолет. Прогремело два выстрела. Потом воздух разорвала автоматная строчка: это второй пассажир, вполне респектабельного вида молодой человек прошил часового у вице-губернаторского особняка и шофера черного «мерседеса».

Раньше чем случайные в этот ранний час прохожие смогли понять, что, собственно, произошло, на улице уже не было и следа серого «фиата» с отказавшим мотором. Остались только трупы четырех гитлеровцев и… фантастические слухи, подобно снежной лавине хлынувшие на город.

Вот как в действительности произошло событие, о котором Пастухов и Кобеляцкий прочитали в фашистской газетенке. Радостные и гордые, они отметили замечательный успех своего товарища тем, что возле кинотеатра «Риальто» пристрелили эсэсовского лейтенанта.

Прошло два месяца. В ночь на 10 апреля советские самолеты впервые совершили налет на фашистские военные объекты во Львове. За день до этого над городом появилось звено краснозвездных истребителей и сбросило листовки. Советское командование заранее предупреждало жителей о готовящемся налете, чтобы те имели возможность укрыться заблаговременно в безопасных местах. В доме № 17 по улице Лелевеля таким безопасным местом был глубокий подвал с толстыми каменными стенами и перекрытиями. И никто из собравшихся здесь жильцов, конечно, не подозревал, что именно с чердака их дома невидимый ни с земли, ни с соседних крыш, а только с зенита заговорил торопливо точками и тире узкий, как игла, луч электрического фонарика. Нервно, настойчиво он требовал сбросить бомбы сюда, в этот район города. И послушные его самоотверженному призыву советские летчики выводили свои машины точно на цели и уверенно нажимали на рычаги бомбосбрасывателей. Не у одного из этих асов, должно быть, больно сжималось сердце при мысли о тех, кто там, внизу, окруженные врагами, шли на подвиг, вызывая огонь на себя.