— Чертова, — киваю я. — А ты, Рослик, слышал о ваших потерях?

— Нет.

Я так и думал. Он еще не знает о смерти Горного Ахмета и его братана. О последней слепой стрельбе Мудилы Мухина.

Я мстительно молчу. Еще услышит… Я ведь тоже болею. Тоже за своих.

Но эти счеты (разнонаправленные счеты потерь) наши отношения с Росликом не затрагивают. В этом нет личного. Мы не стреляем друг в друга. Это не мы… Там, в Мокром, другие убивали других.

И сто раз правы старики, только что жаловавшиеся и гундосившие мне в ухо, — мстить и бомбить их село бессмысленно. Любому конкретному селу мстить бессмысленно. Наказывать там некого. Колонну сожгли другие… Всегда другие.

Рослик идет осматривать наш недострой. Шагает, чертыхаясь на медлительность работ и трогая углы. Сырость!.. Стены совсем омертвели.

Старики, спрятавшиеся в бытовке, оказывается, не ушли… Они там оживились. Тишина их оживила. Они чуть приоткрыли дверь. Манят меня к себе… Зовут шепотом: «Сашик… Сашик! Ушел прораб Рослик?.. Пусть он уйдет…».

Даже оттуда, из дверей бытовки, осторожно высовываясь, старики пытаются выразить любовь — сказать о своей благодарности за прошлогоднюю солярку. Они прикладывают руку к сердцу. Улыбаются мне. А тот озабоченный старик издали снова протягивает мне — на ладони — два тусклых мандарина… Это же тебе. Это же гостинец, Сашик!

Поначалу у чеченцев (у полевых командиров) мобильников (купленных в Турции, в Пакистане) было куда больше, чем у наших офицеров.

Мы редко-редко, только случаем подбирали телефоны на бомбленых тропах. Но мне подсказала ход нестандартная смерть Дудаева. И я среагировал… Я был одним из первых, кто стал прикупать мобильники впрок. Владеющий информацией — владеет миром. Я бы добавил… и миром, и войной… на дорогах.

Крестьянин за солярку, чтобы хоть как-то оживить в поле трактор и вовремя землю вскопать, все отдаст. Сельский чеченец такой же крестьянин, как и всякий другой. Его тошнит от крови, когда он с год повоюет… С соляркой вместе я предлагал такому крестьянину мобильник. По-тихому, конечно… Ему горючка — а мне позарез нужно знать про дорогу и про перекресток, что на подходе к его селу. Перекрестки — шахматные клетки горной войны.

Сначала крестьянин недоумевал. Бедняга косить-копать не знал, с чем кушать маленькую фиговину с кнопками. Боялся взять в крестьянскую ладонь. Выскользнет. Уж очень мелкая!

Иногда я думаю, что знаю, как кончится эта гнилая война, сраная бойня. Она изойдет вся на подставах… Как только мобилы подешевеют, а к тому уже идет (быстро и круто идет!), армейцы сообразят. Армейцы этого дерьма накупят и раздарят чеченцам в селах. Раздадут крестьянам мобильники в придачу к ведру солярки… к двум комбайновым шестеренкам… к тракторным запчастям… И крестьяне, которым осточертела война, будут в охотку закладывать всякого чужака, всякого полевого, кто вдруг спустится к ним в село с гор.

Хотя бы двое-трое таких, настоящих крестьян в селе обязательно найдутся. А уж дальше себя покажут наши храбрецы-генералы!.. Село ночью окружают двойным кольцом. Минируют подходы. Особо минируют выходы-тропы. И вперед — начинай зачищать!

Что ни звонок крестьянина — зачистка… По телевизору это будет, как сериал с интригующим продолжением.

Что ни звонок по мобильному — три боевика уже лежат. В обнимку со стволами. Им, мертвым, еще и раскинут руки, чтоб узнаваемое свое лицо мертвяк не таил… Сегодня трое… А на той неделе четверо… А на следующей неделе один, но зато полевой.

С каждым звонком.

Но первый крестьянин помучал меня всласть. Этот симпатичный, улыбчивый недоумок, этот косить-копать, звонил мне беспрерывно… В селе кашляют. Салавды кашляет… Аслан кашляет… Умар… Он помнил всех кашлявших… Какая-то бабка нашла неразорвавшуюся бомбу.

Он добавил, что он может чаще мне звонить… Если я дам ему еще один мобильник.

Меня интересуют идущие мимо села отряды горцев — более ничего… Я ему сто раз объяснял. Отступил ли с ранеными отряд? Или, напротив, — спустился с гор и готовит засаду?.. Однако он звонил про дядю Висхана, который теперь, продав корову, лунными ночами стучится в запертый магазин.

Он выработал, спек выданную ему мобилу в неделю. Ну, стукач! Ну, информатор!.. И тут же приехал, примчался с попутной машиной опять за соляркой.

— Ты почему такой мудак? — спросил я его. — Почему мне всякий мусор в уши сливаешь?

Я его крыл, я его матом отборным крыл — не звони по-пустому. Не отвлекай меня. Но он только моргал прекрасными карими глазами:

— А хочется.

Поговорить ему хочется! А жена? А дети?.. С ними ему говорить не хочется. Не о чем. Настоящий крестьянин. Настоящий косить-копать.

Я дал ему подзарядное устройство. Объяснил, как. И настрого приказал звонить только об отрядах и об отдельных джипах. А главное — о грузовиках с мужиками в кузове… Я разжевал ему: джип — это маленькая машина… И важно, в какую она сторону — в горы или в Сержень-Юрт?.. О чепухе не звони — отниму мобилу, а солярки от меня не получишь даже полстакана! Дундило! Звонарь сельский!..

В результате уже вечером дундило спешно мне сообщил, что у соседки дяди Висхана потерялась в горах коза.

Я настолько был потрясен, что спросил:

— Козел не потерялся?

Проще всего было думать, что чичи обстреляли джип, когда Гусарцев с пацанами, случайно выбрав день, угодил в ту самую засаду в том самом ущелье… Но случайно ли он проезжал в тот день?.. Мама родная!.. Я даже ахнул.

И тотчас предположил кое-что посложнее: Коля Гусарцев оказался в Мокром не случайно, а ради сделки. Я сразу вспомнил. Я восстановил… Почти сразу!.. Уазик с автоматами… Игривые разговорчики о продаже оружия. Его азарт! И как Коля меня подначивал, когда пили водку. И как Коля мне что-то явно не договорил… Все сходилось.

И уже без труда я припомнил чеченца-посредника, над которым Коля посмеивался и которому собирался кое-что впарить — то бишь продать. Чеченец то общался с федералами, то опять убегал в горы… Туда-сюда… Именно этот немного чокнутый посредник Туда-сюда (не помнил я имени) был в родстве с Горным Ахметом… Вот оно!

И если Коля Гусарцев продал через посредника автоматы или что-то другое тейпу Горного Ахмета, то Горный Ахмет остался должен Коле деньги. Меж тем денежный должок не пустяк… Ахмет свои и чужие деньги считать умел. Расплачивался всегда вовремя, без проволочек… И значит, Ахмет договорился по мобильному с Колей о встрече. Сам и лично… И сговорился он с Колей на вполне конкретное время — после засады.

У чеченских полевых командиров существует железная практика войны — расплачиваться за сделку лично, передавая деньги из рук в руки. Это уменьшает количество обманов… Война всех нас хорошо школит!.. Полевой командир спускался с гор со своим оголодавшим отрядом… Проводил бой… Или проводил засаду, как в Мокром… И заодно, раз уж он спустился с гор, расплачивался деньгами с теми, кому должен.