Она была такая тоненькая, такая хрупкая, ужасно camp[168] и забавная. А вдруг окажется, что она сволочь, подумала я и ужаснулась этой мысли.

– На вас балетные туфли? – удивилась она. – Вы что, будете исполнять балетный номер?

– Нет, – ответила я. – Я ношу их специально, чтобы все думали, что я балерина.

По крайней мере, она не будет считать меня вруньей.

За ужином она сказала:

– Я согласилась сниматься только ради денег. Даже сценарий не читала – так, пролистала наскоро. Понятия не имею, кто она такая, эта мисс Бауэрс.

Этими словами она меня покорила. Миа сказала, что она тоже снимается ради денег и всю жизнь мечтает о театре.

– А я – ради славы, – сказала я, и Мэгги расхохоталась.

С этой минуты благодаря Мэгги и моему любимому художнику по костюмам Энтони Пауэллу[169] моя жизнь пошла куда веселей. Вместе с Миа и ее детишками мы устраивали прогулки вдоль берегов Нила и словно переносились в весенний Кенсингтон-Гарденс – не считая того, что здесь термометр показывал 50 градусов в тени. Потом приехала мисс Дейвис – в парике и моряцкой шапочке. Она внушала мне священный ужас. Когда однажды мне удалось с ней поздороваться, она ответила: «Добрый день! А кого вы играете в этом фильме?» – «Служанку, мисс Дейвис», – ответила я. «Oh… How nice!»[170] – и она отвернулась к своей тощей секретарше Пегги.

После обмена многочисленными телексами было решено, что в воскресенье к нам приедет папа. Вот это радость! Я помчалась в аэропорт. Сын лорда Бребурна провожал нашего художника-декоратора Терри, который чуть не плакал, так ему не хотелось уезжать. Но жена написала ему, что бросит его, если он немедленно не вернется в Англию. Папин самолет сел, и папа вышел на яркое солнце, свежий как огурчик и невероятно элегантный в своем темно-синем пиджаке. Наплевав на запрет, я выскочила на летное поле и побежала ему навстречу. За последние четыре недели он не прислал мне ни одного письма, и вдруг я вижу его в аэропорту Асуана! Мне хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не сон! Я быстро обрисовала папе ситуацию. Терри, весь в слезах, улетает, а милейший Тед Стёрджес уехал два дня назад в состоянии нервного истощения, вызванного придирками «парня с трубкой», как окрестил Дж. Г. Питер Устинов.

Одним словом, атмосфера на площадке напоминала мятеж на «Баунти» и могла бы быть еще хуже, если бы не Серж, который по вечерам играл нам на рояле. Он по четыре часа не вставал из-за инструмента, играл старые английские военные песни и «Land of Hope and Glory»[171], доводя до слез весь технический персонал. Серж был героем дня! Лорд Сноуден тоже попытался выступить, но был изгнан Дж. Г. Тут вмешались продюсеры и попросили его остаться, чтобы сделать несколько фотографий. Он небрежно прохаживался по бару, неподражаемый и в стельку пьяный, брал людей под руку и жаловался на непонимание со стороны Дж. Г. – «парня с трубкой». Выглядело это забавно и не раздражало.

* * *

Тони Сноуден был нашим фотографом и невероятно обаятельным человеком. Он назначал нам свидания за пилонами Карнакского храма (что-то типа: «Через полчаса встречаемся возле третьей колонны слева»). И мы, в костюмах по моде 1900-х, по очереди удирали к Тони, который фотографировал нас для приложения к газете Sunday Times. Разумеется, Гиллермину не нравилось, что его актеры смываются с площадки, нарушая рабочий график съемок. Обозленный, он уволил Тони, но тот не собирался уезжать и остался жить в отеле, где устроил тайную фотостудию, которую все мы посещали. Однажды они с Сержем отправились гулять по барханам, и Тони сделал снимок, который потом был напечатан на обложке диска «К оружию, и т. д.». Вообще наши посиделки в баре я помню гораздо лучше, чем сами съемки. Как-то вечером мы, как всегда, собрались вместе, дегустируя местные напитки, когда от рояля, возле которого сидели Мари Мадлен – она же Оливия Хасси – и Сун-И, раздался громкий вопль. Миа немедленно подхватила девочку – мы даже не поняли, что там произошло, – и объяснила Оливии, что она с ней сделает при помощи куклы и иголок. Мэгги Смит пробормотала: «There goes a woman far from well!»[172] Второй ребенок Миа – Флетчер – обычно проводил время под стойкой бара, возле стены, в которой был крысиный ход; наверное, он надеялся, что обитатель норы выглянет наружу – какое-никакое, а развлечение! Это был очень белокожий мальчик, похожий на маленького Иисуса из детской библии с картинками, которую нам давали читать в младшей школе.

* * *

Я познакомила папу со всей съемочной группой. Он сразу подружился с бригадиром рабочей группы Альбертом, который во время войны был в Портсмуте, неподалеку от тех мест, где воевал папа. Его очень тепло приняли Мэгги и мой любимец Тони Пауэлл. Нам выделили прекрасный двухэтажный номер; мы с Сержем устроились наверху, папа – внизу. Он провел с нами в Египте полтора месяца, и мы ни разу не слышали от него ни одной жалобы.

3 марта, отель «Иттол», Австрия

Завтра наш последний день здесь. Мы прекрасно провели время. Катались на лыжах с 10 утра до четырех часов дня. Кейт и Шарлотта барахтаются в снегу и чувствуют себя как рыбы в воде. Шарлотта, с раскрасневшимися щечками, съезжает с горы, подпрыгивая, как резиновый мячик. Кейт, которой неведомо чувство страха, скачет, словно олененок Бэмби, выставив локти и согнув коленки, и ухитряется сохранять равновесие. Я обычно лечу вверх ногами, только лыжи сверкают. Кейт ждет меня и помогает подняться. Шарлотта в это время уже скрывается за ближайшим холмом. Наш инструктор говорит, что у Шарлотты настоящий талант. Это и так видно. Мы с Кейт тоже стараемся, и кое-что у нас получается – у нее лучше, чем у меня.

Я вся красная, как вареный рак. Серж надо мной потешается. Я объяснила ему, что в фильмах мужчина, просыпаясь рядом с женщиной, обычно говорит ей: «Ты с каждым днем все прекраснее!» А что я слышу от него? «Ты розовая, как поросенок, Fraulein». Или: «Надень солнечные очки, у тебя уже волдыри на лице». Или: «Как дела, хрюшка?» Или: «Ты как, Гретхен?» Сплошные оскорбления. Это правда, я немного растолстела. Серж уверяет, что меня расперло ровно вдвое, во всех местах, кроме груди: «Muchos jamon con dos huevos»[173]. Он говорит, что задница у меня, как у женщин на полотнах Рубенса. Выходя из ванны, я тоже заметила, что стала похожа на рубенсовскую героиню, если не считать обметанные губы. Все это продолжалось десять восхитительных дней. После занятий спортом мы обжирались как свиньи. Серж написал сценарий «Затемнения». Странный текст. Я не в состоянии набраться смелости и сказать ему об этом. Что-то меня удерживает. Обычно я говорю: «Очень хорошо», хотя мне кажется, что это ужасно. Но идея отличная, и все три персонажа выписаны с пугающим правдоподобием.