— Если меня будут судить, — не слишком ласково сообщил ей эльф, — я скажу, что это ты придумала.

Терли улыбчиво сверкнула из-под капюшона зубами:

— Я подтвержу, что это я украла и тебя, и всех остальных.

— Она еще улыбается, — сердито проворчал Вигала. — А как ты будешь топить город в помоях?

Терли жестом фокусника подняла вверх ломик.

— Помимо всего, он еще и управляет потоками. Водными… и теми, что содержат воду. Держи покрепче моих бедняжек, эльф. Сейчас придется окунуться.

Грязная, вонючая жижа бурунами закипела вокруг и начала стремительно прибывать. Вигала сгрузил со своих плеч вяло дергающиеся тела прямо в помои. Придется держать на поверхности сразу троих.

Ксеноногий бодро плавал в вонючих волнах, что-то гавкая на своем языке. Рядом с ним виднелась голова Терли, облепленная мокрым капюшоном. Когда пенящиеся отвратительные буруны захлестнули Вигалу с головой, он уже был облеплен сразу тремя телами. Хоть и обессиленные, узники инстинктивно хватались за то, что казалось им надежной опорой. Однако их судорожно сжатые конечности то и дело соскальзывали с него, так что эльфу приходилось отлавливать их за шиворот и снова цеплять на себя.

И при этом бить изо всех сил ногами, выталкивая наверх и себя, и своих пассажиров.

Он не видел, что Терли делала с крышкой, перекрывавшей им выход наверх, потому что его лицо большую часть времени находилось ниже уровня жижи.

В какой-то момент течение приподняло его, полузадохнувшегося и ничего не видящего, потому что едкая гадость, плескавшаяся в бассейне, залепила и больно жгла глаза, — и вышвырнуло на мостовую. Он проехался по камням щекой, а затем откашлялся и сел. Между его ног и мимо него текли вонючие ручьи, наполненные подозрительными кусками и комьями.

Эльф брезгливо отфыркался и стряхнул с ресниц гадость, залепившую глаза. А затем торопливо поискал глазами своих седоков.

Они валялись в потоке канализационного сброса небольшими холмиками.

Все трое были на месте.

* * *

— Тут, — сказал Тимофей. И наступил на угол, где крыша одного уровня переходила в крышу другого уровня. Гордо наступил, прямо как Петр на берега Невы. — Здесь крыша постарее.

Посредине крыши неподалеку от угла действительно красовался прогиб, подобных которому они не видели на других участках. Совсем рядом тянулась зубчатая городская стена, вплотную примыкавшая к зданию.

— Чем будем крышу ломать — ногой или уж сразу пятой точкой? — сварливо поинтересовался Леха. — Суворов ты наш недобитый…

— Гортензия! — Тимофей прохромал к прогибу.

Драконша, выдыхая из ноздрей струйки подсвеченного изнутри пламенем дыма и стуча когтями по покрытию, подбежала изящной рысью гиппопотама.

Леха в темноте гулким басом съехидничал:

— Имя-то какое для паяльной лампы — Гортензия…

Гортензия оскорбления не заметила — или просто не поняла. И смотрела на Тимофея счастливыми глазами, влажно блестевшими даже в ночной тьме, как два круглых омута. Стремясь загладить неловкость — не столько для Гортензии, которая так ничего и не заподозрила, сколько для самого себя, потому что грубость по отношению к беззащитной животной его смущала, — Тимофей ласково попросил:

— Милая… — Леха рядом закашлялся. — Ты можешь жечь не так сильно?

— Прикрути, горелка, лампу, а то дам по фитильку!

Беспрестанные комментарии Лехи уже начинали донимать. Но сделать Тимофей ничего не мог и только бессильно погрозил в темноту кулаком. В ответ донеслись ехидные смешки.

«Конечно! — радостно курлыкнула Гортензия. — Скажи только мне, к какой цели стремишься ты, о пламя моего женского сердца?»

Слава богу, эти слова слышал только он.

— Э-э… мне нужно, чтобы ты подпалила крышу. Слетка, чтобы проделать отверстие внутрь.

Гортензия в ответ молча плюнула огнем в самый центр прогалины. В стороны полетели куски опаленного покрытия и искры. Резвых опустился на колени рядом с опаленной серединой, пощупал рукой край. Горячо. Но нельзя ждать, пока все остынет.

На другом краю тюрьмы нарастали крики. Он оглянулся. С той стороны здания сияли отсветы, освещавшие стены стоявших напротив домов и игравшие алыми сполохами в окнах, глядящих на тюрьму. То ли пожар разгорался с новой силой и его никак не могли потушить, то ли такое уж было здесь аварийное освещение. Что-нибудь вроде насквозь магических факелов, сияющих на всю улицу, аки огнь в ночи.

— Гортензия, э-э… пыхни-ка еще разок.

Нельзя ждать, пока здесь все остынет и он сможет разломать крышу. К тому же Леха прав — чем ее разламывать? Разве что пресловутой пятой точкой…

Вновь шипение и веер горящих осколков. Пламя, которое теперь испускала Гортензия, было почти невидимым — и только свечение, ровное и голубоватое, разливавшееся от него, подтверждало, что оно действительно имело место.

Тимофей улегся на живот и осторожно подполз к краю образовавшегося провала. Больная нога отдавалась на каждое движение болезненными толчками. Силы держаться и двигаться ему придавала только мысль о том, что они найдут Вигалу. А там уж…

Мудрый эльф, хитрый эльф. Тимофей с насмешкой подумал, что его вера в то, что Вигала сможет все: и ногу ему залечить, и убежище им найти — сильно отдает детством и наивностью. А что, если эльф и сам — в состоянии полного нестояния?

Хватит раздумий, они только ослабляли его. Перед глазами торчали обугленные концы решетчатого внутреннего перекрытия крыши. За ними была темная пустота и тишина.

— Надо спускаться. — Он поднял голову, посмотрел на Гортензию. — Лебедушка ты моя, будешь ты у нас опять лебедкой.

Но тут рядом об оплавленную крышу бухнула мощная нога, и Леха, у которого Тимофею в полутьме были видны только ноги, пророкотал:

— Туда полезу я. Ты у нас не боец — с такой-то ногой.

«Действительно, пусть и он рискует своей жизнью, о мой нежный даритель любви! — согласно пророкотала Гортензия. — А ты полежи тут, рядом со мной. Уж я тебя охраню…» — И драконша с шумом развернула одно крыло над распростертым телом Тимофея.

Даже если он выберется из этой заварухи живым, все равно заработает стойкое раздвоение личности, решил Тимофей. Мысленные беседы с Гортензией и одновременные диалоги с Лехой разлагающе подействуют на любую психику.

Однако Леха прав. С больной ногой от него толку будет чуть.

— Хорошо. — Тимофей с усилием, стараясь не напрягать больную ногу, отполз от края. — Гортензия, спусти его вниз. Леха, ты понял, что надо искать?

— Ясно солнышко эльфа… — буркнул тот и уцепился за подставленный Гортензией рог.

Браток исчез в проеме. Снизу донесся его голос:

— Посвети-ка мне, огнеметикмой самоходный… Только тихонько, чтоб чубчик на моей красивой головке не пострадал!