Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Спасибо», – прошептал Алексей и сам шагнул в бездонную черную мглу.
Моя длинная исповедь подходит к концу.
О том, как жил и формировался мой Писатель, вы уже знаете. Мне остается только добавить, что многое, даже слишком многое в его судьбе, как вы, верно, уже догадались, было делом моих рук. Это я помог ему поступить в университет на такой непростой факультет, именно я навевал ему вдохновляющие сны и мысли о возможности литературного творчества, я внушил редактору молодежного журнала желание опубликовать первые книги Алексея. Это было очень трудно, потому что его ранние произведения вызвали недоумение у меня самого. Если бы не полная уверенность в том, что автор этих строк – гений, будущая знаменитость, можно было бы подумать, что они написаны какой-нибудь посредственностью. И мне пришлось немало постараться, чтобы научить моего подопечного работать как следует.
Полушутливые слова Иволги обо всех смертных грехах почему-то запали мне в душу. Не замечая в Алеше рвения к творчеству и необходимого усердия, я все чаще стал подумывать, что подруга, пожалуй, оказалась права: мне достался лентяй. Но, как говорят люди, предупрежден – значит вооружен. Я был готов к этому и принялся изо всех сил бороться с очередным смертным грехом в охраняемой душе.
Конечно, меня многое не устраивало в судьбе Алексея. Например, его постоянная тяга к машинам – ну разве это подходящее дело для Писателя? Понадобилось немало усилий, чтобы развести их дороги с другом Борисом, который постоянно сбивал моего подопечного с пути истинного. Другая проблема – утонувшая девочка. В тот период Алеша уже начал писать, и я был так рад, так увлечен этим, что чуть было не лишился своего подопечного раньше времени. И когда тот провалился в ледяную воду, я, конечно, думал только о его спасении, а не о ребенке, который погибал рядом с ним. Да и ни к чему мне это было, ведь к девочке был приставлен ее собственный ангел-хранитель… Потом выяснилось, что смерть Жени была предопределена Книгой Судеб, но рассказать об этом Алексею я, разумеется, никак не мог. А он, бедняга, всю жизнь чувствовал за собой вину, что не спас ребенка, мучился совестью, видел во сне студеную воду и злосчастные розовые варежки. Сколько ж сил я потратил на то, чтобы прогнать от него эти кошмарные сновидения и навеять вместо них совсем другие – прекрасные, увлекательные, вдохновляющие на творчество. Сны, подобных которым – и в этом я могу поклясться! – не видел более ни один человек на Земле.
Не меньше хлопот доставили мне женщины Алексея. Первая его избранница, Вероника, была еще ничего, хотя, на мой взгляд, пустовата. Но вот внезапное появление в его судьбе некоей Оленьки стало для меня просто ударом. Она могла чуть ли не занять мое место при Алеше, сделавшись для него и соавтором, и редактором, и первым читателем. Необходимо было что-то срочно придумать, чтобы избавиться от нее, – и тогда, удивительно вовремя, мне попалась на глаза веснушчатая Рита. Создав их союз с Алексеем, я разом избавил своего подопечного от двух совершенно ненужных мне людей – друга-дельца и любовницы Оли.
Но, конечно, самым трудным по-прежнему оставалась работа. Чтобы преодолеть постоянную лень Алексея и вновь пережить восхитительные мгновения творческого полета, мне приходилось идти на всевозможные уловки вроде снов, в которых Леша видел целые сюжеты будущих произведений, или исполнения в жизни того, что ему случалось описать в своих книгах. Это было трудно, я лез вон из перьев. Но ради наслаждения, которое дарило творчество, был готов на все. И чувствовал себя счастливым. Во всяком случае, до того, последнего, страшного периода в жизни Писателя, когда рыжеволосая Рита все-таки ушла от него и у Алексея началась тяжелейшая хандра.
Я перепробовал все средства, которые хоть как-то могли ему помочь, и, видя их бесполезность, уже готов был впасть в отчаяние. Поэтому можете представить, каково же было мое удивление, когда однажды я обнаружил Алексея с блокнотом в руках! Мой подопечный создавал новое произведение, впервые после долгих месяцев творческого застоя. Это было огромной радостью для меня, лучшим из возможных подарков Небес. Я опрометчиво поклялся, что обязательно исполню то, что будет написано на этом листе. Торопливо прочел – и призадумался.
Моему подопечному захотелось прежнего счастья. Он мечтал увидеть свою семью, всех вместе и сразу. Исполнить такое было трудно, точнее, даже невозможно. В один миг собрать под одной крышей столько людей, которые к тому же живут в разных странах, – это ж сколько надо хлопотать, со сколькими ангелами-хранителями договориться! Мне пришла в голову идея пойти на небольшую хитрость: задурманить Алексею голову, навеять мираж, сон наяву – такой сладкий, такой пьянящий… Я все продумал до мелочей, до отдельных фраз и слов. Эта сцена, поверьте, была самой лучшей из тех, что я когда-либо сочинял. Даже более удачной, чем мнимая встреча братоубийцы Матиаса с Лукасом. Я очень старался, чтобы все то, что Писатель утром доверил бумаге, исполнилось в полной мере, чтобы он получил заряд счастья, вернулся к нормальной жизни… Но не заметил только одного. Последней фразы в конце белого листа, исписанного красивыми буквами, над которыми, как откос скалистого берега, нависало заглавие «Одиночество».
Ах, если бы я тогда обратил внимание на эту последнюю фразу, написанную моим подопечным не так крупно, как весь остальной текст!
«Я так рад, что готов просто умереть от счастья».
Если бы… Но я ее не заметил.
Ну а дальше… На Небесах, куда меня вызвали сразу после того, как душа Алексея покинула бренное тело, спросили, как такое могло произойти, почему я не уследил за подопечным, не уберег его от преждевременной смерти? Что я мог ответить в свое оправдание? Пришлось сообщить всю правду, скрывать что-либо было уже бесполезно. Я начал рассказывать о том, как воплощал в жизнь все описанное Алексеем, но архангел перебил меня:
– Разве твой подопечный был писателем? Очень странно. В Книге Судеб записано, что у него дар торговца, что он любит машины и отлично разбирается в них. На роду ему предначертано владеть автомобильной фирмой и успешно вести дела. Вот… – Архангел провел пальцем по строкам Книги, лежащей перед ним:
– «Удачливый предприниматель, прекрасный специалист, владелец автомобильных магазинов. Хороший семьянин, дети, внуки, правнуки, проживет долгую жизнь, покинув Землю в девяносто два года…»
– Здесь какая-то ошибка, – совсем растерялся я.
– В Книге Судеб не бывает ошибок! – прозвучал строгий ответ.
Я поднял взгляд на архангела, увидел в его руках свиток с надорванным уголком и чуть было не крикнул: «Да вот же уголок!» – но вовремя опомнился.
В тот момент я все понял. Ведь свитков с надорванными уголками в тот далекий день было два! И я ошибся, приняв этот свиток за свой. А моим-то как раз был другой… Потом, по моей просьбе, Иволга узнала, чье имя было написано на втором свитке. И я почти не удивился, узнав, что это была судьба Бориса, лучшего друга Алексея. Сколько раз я, беседуя с его хранительницей, доказывал, что Боре никак не может быть уготовлена судьба писателя – не бывает так, чтобы два гения родились в соседних домах, да еще с разницей всего в две недели! И, похоже, сумел ее убедить…