— Иди со мной, — приказала я ей.

Я заставила ее идти впереди, чтобы она не вздумала увиливать от работы. Мы пришли к стальной двери биолаборатории.

— Открывай.

Айви повернула замок и толкнула дверь.

— Входи, — сказала я.

Хотя в целом ковчег был адской помойкой, но в моей лаборатории царил образцовый порядок. Это был мой храм. Тут стояли рабочие скамьи, покрытые черным шифером, белые эмалированные рукомойники, медные вентили сверкали на бунзеновских горелках. У стенных переборок возвышались ряды полок. На одних хранились химикалии. На других стояли аквариумы, террариумы, клетки. Кроме того, ящики с чашками Петри, микроскопами, бобинами с видеопленкой. Были там и банки с формальдегидом и мертвыми телами внутри, снаружи помеченные пластиковыми этикетками. Крючковатые надписи на этикетках были выведены фиолетовыми чернилами. «Последний карп». «Последний головастик». Были там и коробки с жуками, приколотыми тонкими черными булавками, коробки с перьями павлина, коробки с челюстями оцелота. Ископаемые.

Я заставила Айви наложить на мое лицо пудру и румяна. Ее ловкие руки застегнули на мне мой белый парик и черную юбку. Когда я выступаю как официальное лицо, стараюсь выглядеть соответственно.

Я приказала Айви достать мне из ящика журнал учета и открыть его на нужном месте.

Я посмотрела на стенные часы, чтобы узнать дату и время. Продиктовала Айви.

— Включи свет в шлюзовой камере, — сказала я ей. Айви подошла к переключателю. Я церемонно подошла к шлюзовому окну и приложила один глаз к перископу, встроенному в дверь шлюза. Грязный дым с черными вкраплениями пепла вился в шлюзовом отсеке.

Я огляделась в поисках мыши или крысы, но все клетки были пусты. Я поискала голубя, но клетки с голубями тоже были пусты. Дверь овчарни висела на одной петле.

— Ты посмотри на эту дверь! — набросилась я на Айви, — я ведь говорила тебе, что ее надо починить, дрянь такая! Ты что, ничего не умеешь делать?

Я рыскала по лаборатории в поисках жертвенного животного. Ящерицы, сороконожки или жука… Атмосферные тесты должны проводиться каждый день. И каждый день надо обязательно записывать их результаты. Хотя эти результаты все время были одинаковыми, но это не должно приводить к расхлябанности.

Я огляделась в надежде найти хотя бы муху. Если не найду ничего другого, придется заставить Айви поймать муху. Уж в чем здесь нет дефицита, так это в мухах.

— Посмотри под этой раковиной, — сказала я ей. — Там должно быть что-то живое.

Айви открыла дверцу под рукомойником.

— Тут сидит жаба, — сообщила она.

Я велела ей поймать жабу. Она притащила толстую серую жабу и бросила ее в пустую банку. Я приказала Айви надеть белый халат и белые резиновые перчатки.

— И не забудь ее вымыть, — проворчала я. — Мне что, каждый день все тебе повторять заново?

Айви поставила банку в раковину и открыла кран. До чего ловкие у нее лапки. Внутри банки жаба забултыхалась в воде. Айви прикрыла одной рукой горлышко банки и слила воду в рукомойник. Эта лохматая дурочка даже поленилась как следует отмыть жабу.

Воздушный шлюз соединял лабораторию с внешним миром. Около люка имелись две кнопки — одна красная, одна зеленая. Я ткнула зеленую кнопку моим хоботом. Воздушный насос заработал, откачивая отравленный воздух из шлюза.

Айви поднесла жабу к люку и вытряхнула ее из банки. Та бессильно повисла у нее в руке. Вероятно, она больна. Как и большинство из нас.

В середине люка имелась труба с герметической крышкой. Труба использовалась для помещения экземпляров в шлюз. Айви задержала дыхание и потянула на себя внутреннюю крышку. Позади крышки были расположены черные резиновые створки. Айви пропихнула жабу через откидные створки и быстро закрыла крышку.

Я снова прильнула одним глазом к перископу. Периферийная линза позволяла видеть пол воздушного шлюза. Я видела жабу, она сидела на животе. Я качнула хоботом и нажала красную кнопку.

Мне было видно, как воздух внешнего мира просачивается назад в шлюз. Жаба начала растекаться по стальному полу, как жидкое тесто.

Это тесто становилось все более водянистым и образовало большую лужу. Потом оно пошло белыми мыльными пузырями и жаба полностью растворилась в кипящей пене. Пена задымилась. Через некоторое время от лужи остался лишь след в виде сального черного пятна.

Я сказала Айви, что писать в вахтенный журнал. Кое-какие результаты. Айви копошилась около меня. Она сняла перчатки и утерла рукой нос. Она о чем-то спросила, но я не расслышала. Наверное, на меня напала временная глухота.

— Что? Что ты сказала?

— Ты не хочешь, чтобы я вытерла тебе глаза, Ной?

— Зачем?

— Гной, сэр. Я могла бы взять тряпку и вытереть гной.

— А? Ладно, просто заткнись и за дело. Ну почему ты такая идиотка?

Айви притащила тряпку и стул. Она забралась на стул и протерла мои веки. И все это время что-то себе мурлыкала. Свободной рукой она потрепала мою щетинистую голову.

Я отослала ее прочь.

У меня был ряд неотложных дел. Исправить швейную машинку в отсеке насекомых, посмотреть, что там с кроватями у моллюсков, заглянуть в лесопитомник. Или можно было вернуться к себе и включить записи моего любимого Грига. Но я не стала делать ничего этого.

Я уже совершенно точно знала, как проведу сегодняшний день. Я пойду в гидропонный отсек и напьюсь до бесчувствия дезинфицирующих жидкостей. Потом я отрублюсь и обмочусь во сне. Это превратилось у меня в привычку с тех пор, как умерли Дрессировщики.

Мои больные ноги несли меня в сторону гидропонного отсека. В Библии был мужик по имени Ной, он тоже был алкоголик. Но тот Ной не начал надираться в стельку, пока не достиг Арарата. А наш-то ковчег никогда никуда не приплывет.

В отсеке я достала из шкафчика квадратную металлическую емкость. Я закинула голову и опрокинула жидкость в горло. Я почувствовала жжение. Горение. Мои внутренности стали нечувствительными.

Напившийся слон — зрелище не для слабонервных. Он смешон и ужасен одновременно. У него слезы катятся из глаз, он фальшиво мычит и неуклюже двигается. Глупо и нелепо.

Моя виолончель валялась в углу. Увидев ее, я захотела поиграть. Виолончель лежала на металлической палубе, смычок поперек струн. Я дотронулась хоботом до смычка и подумала, как здорово я могла бы играть, будь у меня руки.

Я провела смычком по струнам. Звук напоминал визг пилы по сырой древесине.

Я отшвырнула смычок в стекловолоконный чан. Поставила одну ногу на подставку виолончели, притопнула и расплющила ее в лепешку. Растоптала на мелкие кусочки.

Я вызвала Айви. И эта дурочка тут же примчалась. Она ходила за мной повсюду. Господи, как же я ненавидела это грубое раболепие.