Привлечение населения к принудительным работам на оккупационные органы, в особенности на фашистские войска, достигло кульминации в период с лета 1943 г. до весны 1944 г. Но даже отход фашистских войск с советской территории еще не означал полного избавления советских людей от рабства, так как войска угоняли с собой еще десятки тысяч человек. Так, группа армий «Южная Украина» при отходе на территорию Румынии летом 1944 г. имела при себе около 40 тыс. насильственно угнанных советских рабочих, часть которых была оттуда переправлена в Германию. Подобным же образом обстояло дело и в группе армий «Центр». Во время продвижения советских войск от Вислы до Одера в январе 1945 г. только сборными и пересыльными пунктами 1-го Украинского фронта было зарегистрировано 49 500 принудительно угнанных советских граждан, причем многие из них попали туда потому, что их тащили с собой отступавшие фашистские войска[175]. Только с разгромом фашистских вооруженных сил в этих странах и для них пробил час свободы.

Грубая сила и массовый террор являлись основными, характерными для всего оккупационного режима средствами достижения преступных целей фашистского германского империализма. Они дополнялись безудержной антисоветской пропагандой и целым рядом политических маневров, с помощью которых фашистские органы пытались ввести население в заблуждение относительно этих целей и сделать его слепым исполнителем своих намерений. Использование этих средств находило широкое применение, так как все более ясной становилась безвыходность положения самого режима вследствие военных поражений на германо-советском фронте и успехов народного сопротивления в тылу фашистских войск. С самого начала необходимо оговориться, что едва ли в какой другой области фашистской оккупационной политики планы и мероприятия отдельных органов власти столь переплетались, а отчасти даже и противоречили друг другу.

Как явствует из разработанных еще до нападения на СССР планов, фашистские органы намеревались добиться политико- идеологического разложения советского народа под лозунгом «освобождения его от большевизма» отделением сознательной части населения от более или менее индифферентной, как они считали, массы, в особенности сельского населения, а также путем разжигания национальной розни между народами Советского Союза. При этом они рассчитывали и на то, что разрушение социалистических производственных отношений будет способствовать этому запланированному ими процессу распада.

Естественно, фашистский германский империализм не имел даже намерения действительно предоставить советскому населению на каком-либо этапе права и свободы. Более того, полное бесправие населения являлось главной предпосылкой осуществления планов фашистов. Массовый террор и политико-социальные маневры не являли собой поэтому, как это видно из предыдущего исследования, какого-либо противоречия. Они были, скорее всего, двумя хотя и различными, но в конечном итоге направленными на одну цель методами господствующих кругов Германии в их стремлении к уничтожению СССР и порабощению его населения.

Господствующие круги Германии, как известно, возлагали особые надежды как раз на разжигание национальной розни между народами СССР. При этом их методы в какой-то степени исходили из роли, определенной империалистическим фашистским «новым порядком» отдельным районам и областям. Как следует из уже упомянутой инструкции, разработанной до нападения на Советский Союз министерством Розенберга, разжигание националистических тенденций должно было привязываться в первую очередь к планам и маневрам немецких империалистов и милитаристов периода 1918–1919 гг., особенно на Украине и Кавказе, тогда как в Прибалтийских республиках СССР, включение которых в состав империи рассматривалось как уже решенный вопрос, возникновение, например, собственно националистических организаций считалось нежелательным, как возможное препятствие в деле запланированного «онемечивания». Что же касается образования в различных районах местной коллаборационистской администрации, то фашистскими планами предусматривалось, что в ее составе будут подходящие люди, которых можно будет постепенно привлечь к сотрудничеству. В послевоенный период, после «окончательной победы», по мнению Розенберга и министерства иностранных дел, на Украине и Кавказе можно было бы допустить установление определенной государственности под немецким контролем типа марионеточных режимов в Словакии и Хорватии. При рассмотрении всех этих соображений необходимо учитывать и то, что разработанные еще до нападения на СССР аннексионистские и колонизаторские планы носили предварительный характер и подверглись в ходе войны определенным изменениям.

Высшим принципом политики по отношению к отдельным национальностям, как это подчеркнул в конце февраля 1942 г. начальник отдела политики министерства Розенберга Ляйббрандт, являлась установка на решительное разрушение спайки «русского колосса», натравливание всех друг на друга, возводимая в закон[176].

Если фашистские оккупанты могли при осуществлении своих политических целей установления «нового порядка» опереться в отдельных капиталистических странах Европы на поддержку части господствующих кругов этих стран и на определенные слои населения, находившиеся под их влиянием, то такой возможности в оккупированных советских районах у них не было. Хозяевами здесь были сами советские трудящиеся и их выборные органы, которые самоотверженно защищали свои социалистические завоевания от оккупантов.

Поэтому они могли найти себе помощников лишь в лице отдельных уголовных и оппортунистических элементов, среди представителей свергнутых эксплуататорских классов, значительное количество которых существовало еще, особенно в районах, только недавно воссоединенных с Советским Союзом, а также в подпольных и эмигрантских буржуазно-националистических организациях, интенсивно поддерживавшихся в этих районах еще задолго до войны фашистской секретной службой, а затем официально учрежденных с помощью оккупационных органов, таких, как «Организация украинских националистов», «Фронт литовских активистов», латвийская тайная террористическая организация «Лесные братья». Эти организации и их приверженцы, будучи ярыми врагами советской власти, поддерживали оккупационный режим всеми средствами, надеясь на возможность восстановления своего собственного классового господства[177]. Поставщиком коллаборационистов являлись также элементы, эмигрировавшие из этих районов еще до установления там советской власти или вскоре после этого. Так, например, в начале 1941 г. из Эстонии на Запад выехало около 4 тыс. враждебно настроенных к Советской власти эстонцев, среди которых было много бывших офицеров и чиновников старого режима. Преследуя свои собственные цели, оккупационные власти с первого же дня всячески поддерживали антисоветскую, в большей части открыто фашистскую пропаганду, проводимую буржуазно-националистическими кругами, а также осуществлявшийся ими террор. Однако они быстро пресекли попытки создания в Литве и Западной Украине собственных территориальных, пусть даже и профашистских правительств, так как это противоречило их аннексионистским и грабительским планам. Фашистское руководство было настолько разгневано таким самовольством своих лакеев, что категорически запретило через Верховное главнокомандование вермахта и Розенберга въезд эмигрантов в оккупированные советские районы. Этот запрет, однако, был вскоре снят, поскольку оккупационные органы нуждались в таких помощниках. Однако руководящие круги буржуазно-националистических групп были взяты под усиленное наблюдение фашистскими органами безопасности.