Все же огни, что ты видишь, — троянские; в этом нужда им;

Все они бодрствуют в стане и все убеждают друг друга

Крепче охрану держать. А союзники славные Трои

Спят беззаботно, троянцам одним предоставив охрану,

Так как поблизости нет здесь у них ни детей, ни супруг их».

Так, ему отвечая, сказал Одиссей многоумный:

«Как же союзники, — вместе с троянцами спят вперемежку

Или отдельно от них? Расскажи поподробней, чтоб знать мне».

Сын Евмеда Долон опять Одиссею ответил:

«Также и это тебе расскажу я вполне откровенно:

К морю — карийцев отряды, стрелков криволучных пеонов,

Также лелегов, кавконов, пеласгов божественных войско;

Место близ Фимбры досталось ликийцам, и гордым мисийцам,

И укротителям коней фригийцам, и храбрым меонам.

Но для чего у меня вам разведывать порознь о каждом?

Если желаете оба в троянское войско проникнуть, —

Вот новопришлые, с краю, отдельно от прочих, — фракийцы.

С ними и царь их находится, Рес, Эйонеем рожденный.

Видел его я коней, величайших, прекраснейших видом.

Снега белее они, быстротою же ветру подобны;

Золотом и серебром колесница богатая блещет;

Сам же он прибыл сюда в золотых, огромных доспехах,

Дивных для взора, которых не людям, подверженным смерти,

Больше всего подобало б носить, а бессмертным богам лишь.

Ну, а меня отведите теперь к кораблям быстролетным

Или свяжите и в узах жестоких на месте оставьте,

Чтобы, сюда воротившись, могли вы увериться сами,

Правда ль было все то, что сказал я вам, или неправда».

Грозно взглянув на него, Диомед ответил могучий:

«Дум у меня о спасеньи, Долон, не влагай себе в сердце,

Раз ты нам в руки попался, — хоть вести твои и прекрасны.

Если тебе мы свободу дадим и обратно отпустим,

Позже, наверно, опять ты придешь к кораблям нашим быстрым,

Чтобы разведать о нас либо с нами открыто сразиться.

Если ж, рукою моею сраженный, свой дух ты испустишь,

То никогда уже больше бедой для ахейцев не будешь».

Тот мускулистой рукой за его подбородок схватился

И собирался молить. Но мечом Диомед размахнулся,

Прямо по шее ударил и оба рассек сухожилья.

В пыль голова покатилась, еще бормотать продолжая.

Сняли с его головы хорьковую шапку герои,

Волчью шкуру забрали, копье и лук изогнутый.

Все это поднял высоко Афине добычнице к небу

Царь Одиссей богоравный и, жарко моляся, воскликнул:

«Радуйся жертве, Афина! Тебе мы всегда на Олимпе

Первой меж всеми дары принесем! Но еще, о богиня,

Нас проводи до фракийских мужей, к их коням и ночлегу!»

Так говорил Одиссей и, высоко вознесши добычу,

На тамариске повесил и сделал то место приметным,

Кучу нарвав тростнику и густых тамарисковых веток,

Чтобы во мраке найти это место, назад возвращаясь.

Сами ж пустились вперед по доспехам и лужам кровавым.

Вскоре подкрались к фракийцам у края троянского стана.

Спали фракийцы, трудом пресыщенные. Возле — доспехи

В три расположены были ряда в превосходном порядке,

Видом прекрасные. Пара коней перед каждым стояла.

Рес почивал в середине. Его быстроногие кони

Были ремнями привязаны сзади к скобе колесницы.

Первым увидев его, Одиссей указал Диомеду:

«Вот он тот муж, и вот они кони, Тидид, о которых

Только что нами убитый троянец Долон говорил нам.

Ну-ка, могучую силу свою прояви! Не годится

Праздно с оружьем стоять. Отвяжи-ка коней поскорее!

Или мужей избивай. А я о конях позабочусь».

Так говорил он. И силу вдохнула Афина в Тидида.

Начал рубить во все стороны он. Поднялись отовсюду

Стоны мечом пораженных. Земля закраснелась от крови.

Так же, как лев, подобравшись во тьме к беспастушному стаду,

К овцам иль козам, на них устремляется, злое замыслив, —

Так на фракийских мужей Диомед могучий бросался.

Он их двенадцать убил. Меж тем Одиссей многоумный

Каждого мужа, который мечом был зарублен Тидида,

За ногу сзади схватив, выволакивал быстро из ряда

С целью такою в уме, чтоб легко лошадей пышногривых

Вывести было возможно, чтоб сердцем они не дрожали,

Если б еще без привычки на труп довелось наступить им.

Так, наконец, до царя добрался Диомед многомощный.

Сладостной жизни лишил он тринадцатым Реса владыку,

Тяжко дышавшего: сон в ту ночь ему снился ужасный.

(Встал Диомед над его головою, по мысли Афины.)[61]

Однокопытных коней отвязал Одиссей многостойкий,

Вместе ремнями связал и на место свободное вывел,

Луком своим подгоняя; бича же блестящего в руку

В мысль не пришло ему взять из узорнорезной колесницы.

Знак желая подать Диомеду, тихонько он свистнул.

Тот же стоял, размышляя, какую еще ему сделать

Дерзость: то ль колесницу, где было оружие Реса,

Выкатить, взявшись за дышло, иль вынести, вверх приподнявши,

То ли побольше еще и мужей рядовых уничтожить?

В сердце он так размышлял, но внезапно богиня Афина

Близко предстала пред ним и сказала Тидееву сыну:

«Вспомнить пора о возврате назад, к кораблям крутобоким,

Сын удалого Тидея, — чтоб к ним беглецом не вернуться,

Если троянцев разбудит другой кто-нибудь из бессмертных».

Так говорила Афина. И голос узнал он богини.

Быстро вскочил на коней. Одиссей же их луком ударил.

И понеслися они к кораблям быстролетным ахейцев.

Не был слепым наблюдавший за всем Аполлон сребролукий:

Видел, как следом Афина идет за Тидеевым сыном.

Гневом к Афине горя, он спустился в троянское войско

И разбудил средь фракийцев советника Гиппокоонта,

Брата двоюродного Реса. От сна он тотчас пробудился,

Место увидел пустым, где быстрые кони стояли,

Бьющихся в судоргах страшных увидел мужей перебитых,

И зарыдал, и товарища звать принялся дорогого.

Подняли крики и шум несказанный по стану троянцы;

Все сбежались смотреть на страшное дело, какое

Мужи свершили и после к судам удалились ахейским.

Те же примчались туда, где убит был лазутчик троянский.