Позднее я часто слышал из уст возлюбленного Папы о его «родстве» с прославленным почитателем Рамы. Папа говорил, что главное сходство между ним и Хануманом заключается в том, что оба они – ревностные приверженцы Рамнама. Хануман воспевал Имя для того, чтобы все время удерживать Раму в своем сердце, а Господь так высоко ценил своего слугу, что благословил его на бессмертие, сказав ему: «Где бы ни воспевали Мое имя, там будешь находиться и ты». Вот почему, говорил Папа, в индийских городах и деревнях, особенно в Северной Индии, где бы и когда бы ни пели «Рамаяну» Туласидаса, лирическую поэму о жизни Рамы, для Ханумана всегда оставляют свободное место, и люди, твердо веря, что Хануман присутствует среди них, простираются ниц перед этим сидением и просят Ханумана благословить их такой же преданностью Богу.

«Поистине, сколь же велика преданность Ханумана! – замечал Рамдас. – Когда люди, завидуя его близости к Рамачандре, пытались оклеветать этого царя среди преданных Раме, Хануман без малейшего колебания разорвал свою грудь и открыл сердце, чтобы показать сидящего в нем Господа. Когда Мать Сита по возвращении в Айодхью подарила ему драгоценное ожерелье, Хануман совсем по-обезьяньи принялся пробовать на зуб каждую бусину, чтобы выяснить, есть ли там Рама. И тот же Хануман показал величие божественного имени, когда бросал в море огромные скалы и заставлял их держаться на воде одной лишь силой имени Рамы».

Смеясь, Папа добавлял, что единственное его отличие от Ханумана в том, что у него нет хвоста! Однако же, когда он был мальчиком, то любил по пути в школу и обратно играть «в обезьян» – перепрыгивать с дерево на дерево и с ветки на ветку. Видно, говорил Папа, Хануман «завладел» им еще в раннем детстве. Одно несомненно: даже в те годы Папу странным образом притягивала личность Ханумана и приводили в восхищение его подвиги. И не удивительно поэтому, что когда Бог послал его в мир как странствующего санньясина с Его именем на устах, это Имя, не сходившее с его губ ни днем ни ночью, было тем же, что неразрывно связано с Хануманом. Даже выбор места для Анандашрама, похоже, несет на себе ту же божественную печать: ведь предания этих мест гласят, что возвышающийся над ашрамом холм Манджапати был осколком горы Дронагири, которую Хануман нес на себе с Гималаев, и что именно на этом месте отдыхал Хануман по пути на юг.

Многие почитатели говорили, что по ночам они ясно видели фигуру огромной обезьяны, которая входила в молитвенный зал ашрама, приближалась к сидению Папы и затем исчезала (Папа не упоминал о том, что некоторые почитатели, спавшие ночью в молитвенном зале, видели даже, как Хануман, перед тем как исчезнуть, склонялся со сложенными руками перед сидением Папы).

После одной из подобных бесед с Папой, я, гуляя с ним по ашраму, решился спросить: «Папа, а не есть ли ты сам Хануман?» Папа лишь безмятежно рассмеялся в ответ и повторил свои любимые слова: «А где же хвост? Рамдас всего лишь дитя Ханумана, которое Бог, в доброте своей, сделал Своим слугой».

В другой раз, говоря о Рамнаме и его величии, Папа сказал: «Кто бы ни приходил к Рамдасу с жалобами, он предлагал одно лекарство от всех болезней: повторять Рамнам, повторять Рамнам. Рамнам поистине есть панацея ото всех недугов ума и тела. Это самое мощное оружие в руках преданного Богу, который хочет „взять крепость“ богоосознания. Рамнам отдает Бога в распоряжение преданного Ему, делает всю вселенную его наследием и каждого человека его братом. Чем был бы сегодня Рамдас, если бы не Рамнам? Он был бы, наверное, обычным пенсионером с целой кучей забот и волнений. Вместо этого Бог наделил его бесценным сокровищем Рамнама и сделал его своим собственным, вечно счастливым ребенком, из которого ключом бьет чистая ананда. Не существует того, чего вы не могли бы завоевать, нет такой высоты, какой вы не могли бы покорить с помощью Рамнама. Имя делает Бога вашим постоянным спутником, ибо Он любит, когда Его имя славят и воспевают, и являет себя в сердце своих почитателей».

«Как только садхака начинает повторять Рамнам, – говорит Папа, – во всем его существе происходит процесс очищения, ведь только тем, кто чист умом, телом и душой, дано войти в цитадель, где обитает Бог Вселенной. Рамнам изымает все дурные наклонности из ума садхака, облагораживает само его существование и превращает в надежный инструмент для работы Бога. Что притягивает столь многих людей к тому или иному святому? В чем секрет обаяния святых? В том, что при общении с ними люди чувствуют себя свободными от забот и тревог и уходят от них счастливыми. Святой может говорить с ними, а может и не говорить, некоторые святые бывают даже грубы и пытаются прогнать людей, и все-таки все больше и больше паломников стекаются к ним, потому что все человечество пребывает в поисках того неуловимого, что именуется счастьем.

Был такой почитатель, который годами неотступно ходил за одним святым молчальником. И вот настал день, когда святой разомкнул свои уста, чтобы сказать ему: «Иди и умри» («Джа марджа»). Эти, казалось бы, жестокие слова почитатель принял с радостью, увидев в них благословение, адресованное своему эго. Он ушел от святого, громко распевая и танцуя, и нет сомнений, что его эго улетучилось и он превратился в блаженное дитя Бога. Вот почему в писаниях говорится, что каждое слово, слетевшее с уст святого, нужно принимать как амритвани, нектар бессмертия. Святой – это проявление на земле всего божественного. Он не только чистое существо, но и тот, кто все время пребывает в божественном сознании. Вот почему такое значение придается сатсангу – общению со святыми людьми».

«Когда Бог сделал Рамдаса своим слугой и своим ребенком, Рамдас не знал, куда ему идти и что ему делать, он знал только, как беспрерывно повторять Рамнам. В ходе его странствий милостивый Бог направлял его шаги к собраниям святых. Рамдасу не нужно было ни в чем сомневаться, все его сомнения растворились в нектаре Рамнама еще до того, как он покинул Мангалор. И все же Бог приводил его ко многим святым, для получения их милости и для завершения того процесса, который начинается с повторения Рамнама, ибо доподлинно известно, что любая практика преданности может довести адепта лишь до определенной черты. Войти же в чистый запредельный мир можно только милостью святого или гуру. Другого пути нет. Преданный Богу, у кого на устах Рамнам, может не беспокоиться: заботу о его духовном развитии берет на себя Бог, и в нужное время удостаивает его мимолетным прикосновением божественной милости, которое возносит его, как ракету, в сферы абсолютного слияния с Ним.

Что касается Рамдаса, то Бог направил его после нескольких месяцев странствий в Тируванамалаи, где в маленькой хижине близ священной горы Аруначала жил Бхагаван Рамана Махарши. Рамдас лишь встал перед ним и про себя произнес молитву: «Прошу, удостой своей милости это дитя, этого слугу». И глаза великого святого, излучая милость, обратились к Рамдасу, приводя в трепет все его существо. Преображение, начатое с помощью Рамнама, мгновенно завершилось, и в один миг милость сотворила чудо: искатель и цель слились воедино, и беспредельное блаженство, любовь и свет, в свое время обещанные ему гурудевом, когда тот дал ему посвящение в Рамнам, теперь стали его достоянием. Такова сила милости гуру. Она преобразует почитающего гуру в точное подобие самого гуру.