– Афроамериканцев?

– Нет, Макар, – Аня-Энн усмехнулась, – именно негров. Ван-Дреккен вообще зовет их кафрами.

– Кто?

– Старпом, Ван-Дреккен, старший помощник шкипера каравана Стальной остров.

– Ясно.

Холод. Он никуда не делся, пусть вокруг и тепло. Холод внутри, Макар ощущал его даже сильнее, чем голышом на палубе «Енисея». Холодом веяло от Ани, переставшей быть самой собой. Надо же, она договорилась с тем норвегом, простила мать, решила не делать ее жизнь хуже, так, выходит?

Приди такой ледокол к ним, что смогли бы противопоставить? Тут команды одной человек пятьдесят, если не больше. Вот и выходит, что стала Аня на самом деле другой, зовут ее Энн, раз уж так удобнее ее новой семье, клану или племени… Оттого и холод внутри. Вроде встретил почти родную душу, а она-то оказалась совсем другой, совершенно чужой. Иной, более иной, чем чудовище, погубившее ее родителей. Там хотя бы сразу ясны его намерения: убить, осеменить, превратить и баста. А тут? Что Макару делать?

– С тобой поговорит Савва, – Аня надела маску обратно, спрятала свой шрам, хотя явно не смущалась его. – Там и решат, что да как дальше.

– Кто это?

Аня встала.

– Он как Васильев. Только хуже.

Вот так вот, значит.

– Отвечай честно, как мне… Если ты сказал правду, конечно.

Макар не провожал ее глазами. Незачем было.

Двое вернулись, но, казалось, совершенно потеряли к нему интерес, лишь проверили узлы. Паразит не предлагал атаковать, видно, наблюдал глазами самого Макара и вполне осознавал опасность от двоих людей. Интересно.

«Эй, слышишь меня?!»

Тишина. Глупость какая, в голове слушать тишину и удивляться. Вот ведь, блин, и он еще верит в это, глупость и идиотизм, может, просто от переохлаж…

«Слышу. Говори».

«Понимаешь?».

«Учусь».

«Хорошо. Бежать?»

«Опасно».

«А то не понятно».

«Не понимаю».

«Все хорошо. Поможешь, когда сможем бежать?»

«Помочь?»

«Надо будет бить, бежать».

«Да. Атакуем».

Хорошо. Макар попробовал лечь удобнее.

– Не дергайса, да?

– Почему по-русски говорите?

Жиль появился перед глазами, в заношенном тулупе. Чего он его носит-то, тут же прямо жара, пот уже выступил.

– Корабль на руски. Все на руски. Команда была руска.

– Понял, не дурак.

– Жарка?

Что? Макар втянул воздух, вдруг ощутив себя очень слабым. Черт, что с ним? Сердце колотилось в груди сильнее и сильнее. Так, стоп-стоп…

«Расти. Ты расти. Я расти»

«Хватит! Если упаду в обморок, найдут тебя и все!»

«Обморок?»

«Прекрати!»

Жар неожиданно отступил. Осталось чувство голода и жажда. Жажда просто донимала. Макар проследил за флягой, откуда Жиль отпил едва-едва, пару глотков, осторожно и аккуратно. А этот, значит, ни шиша не элита.

– А где вся команда?

– Руска?

– Да!

– Умерла. Болеть, голод, холод.

– А вы, значит, сильнее оказались.

Жиль прищурился и не ответил.

– А Савва?

Жиль снова не ответил. Хорошо, Макар разберется. Все равно – пока с ног до головы спутан, как птица в сетке, смысла дергаться нет. Не удерешь с ледокола, он же посреди океана, Северного и Ледовитого.

Макар сам не заметил, как задремал.

– Ты смотри, спит. Аки младенец.

– Акки?

– Аки, Жиль. Говорил я тебе, почитай классиков, в библиотеке есть. Эй, любезный, хватит притворяться, что спишь. Открывай гляделки, смотри на меня бодро и честно.

– Ты Савва?

– Догадливый какой, эка невидаль. Морду ко мне повороти, соколик.

Кому-то, видимо, чтение корабельной библиотеки пошло не на пользу. Васильев и тот так выворачивать язык никогда не стремился, даже в периоды излишней раздражительности от скуки.

Ладно. Макар разлепил глаза и уставился на говорившего. О как, в пору и впрямь удивляться диву дивному… Прицепилось, блин. Но, все равно, интересно. Форму-то когда видел в последний раз, а? То-то, что давно. А тут вот, гляньте-полюбуйтесь, стоит себе человек, да в отглаженном кителе, да в свитере под ним и еще в фуражке, и даже в кожаном реглане. Хотя реглан-то самопошив. Интересно, откуда фуражка?

Молодой, вырос после Войны. Интересно, как же такой сумел выбиться до безопасника высокого уровня? Крепкий, высокий, на щеках прямо румянец от бьющей внутри силы, бородка, как ее там Васильев называл, когда Иван Сергеевич отпустил… шкиперская?

«Опасно».

А то Макар сам не допетрил, честное слово. А этот-то, квартирант, блядь, эмоциональный фон считывает или как еще?

«Пахнет. Опасно».

«Хорошо. Спасибо».

– Рук не чую.

– А ног?

– И их тоже.

Савва, покосившись на Жиля, сделал легкое движение, подзывая к себе. Француз не особо-то хотел, если всмотреться. Но деваться ему было некуда, подошел.

– А!

И тут же согнулся пополам, выпучив глаза, налившиеся кровью.

– Идиот! – ласково промурлыкал Савва и, совершенно картинно, поправил перчатки.

Перчатки! Черные кожаные перчатки! Да что ж тут такое творится?!

– Развязать, растереть, напоить горячим. Сопроводить к врачу, если будет необходимо. Куришь, незнакомец?

Это он же мне, понял Макар и покачал головой.

– Прекрасно. Я тоже не курю. Да и нечего, что, опять же, хорошо. Вредно было, полагаю, дым в себя затягивать.

Руки начали приходить в себя. И ноги тоже. Макару хотелось взвыть, особенно когда Жиль добавил усилий, растирая.

– Савва или Савелий все же?

– Савва. Старое русское имя. Савва Федосеев, старший офицер безопасности Стального острова, крещен в православие и придерживаюсь исключительно монархических взглядов.

Макар, наконец-то встав, покачал головой. Сколько всего и сразу, да не просто так. Прием такой, надо полагать, с панталыку сбить, мозги запудрить и вывести на нужное себе. Вон как, про табак-то, куришь-не куришь, да чего тут курить-то? Моржовьи усы да умкины хвосты стричь, сушить и забивать? А вот мало ли, вдруг клюнул бы, если б курил, согласился, да?

Вот тут-то и началось бы, надо полагать, то самое, что Дед называл форсированным допросом. Это когда под ногти гвоздики с иглами, в хер и на яйца провода от источника электричества, пасть раскрыть и бормашину со шпателями да щипцами наготове. Хочешь или нет, а расскажешь все, чего этакий вот старший офицер безопасности знать желают. Да уж.