litbaza книги онлайнИсторическая прозаРоссия и Южная Африка. Три века связей - Ирина Филатова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 57 58 59 60 61 62 63 64 65 ... 76
Перейти на страницу:

Конечно, вызвав, или, вернее сказать, ускорив появление отечественной африканистики, Коминтерн дал ей резко идеологизированную и политизированную направленность, которая довлела над нею долгие годы.

В самой же системе Коминтерна с 1937 г. не осталось людей, которые специализировались бы на проблемах Африки. Африканское направление курировали три человека: заведующий Восточным секретариатом Г.И. Сафаров и два его заместителя: Л. Мадьяр и П.А. Миф. Все они были репрессированы еще в 1934–1935 гг., а затем расстреляны или погибли в заключении. В Восточном секретариате, КУТВе и НИАНКП африканское направление возглавляли, один за другим, Н.М. Насонов, А.З. Зусманович, И.И. Потехин и Э. Шик. Первый был арестован в 1934 г. и затем расстрелян. Зусмановича и Потехина уволили из системы Коминтерна с политическими обвинениями еще до 1937-го, что, вероятно, спасло их от худшей судьбы. Э. Шик был уволен, исключен из партии и арестован.

Остальные работавшие в Африканской секции и Африканском кабинете или сотрудничавшие с ними: Г.К. Данилов, И.К. Рихтер, Г.Е. Гернгрос, Ф.С. Гайворонский, Л. Бах, братья Рихтеры — арестованы. Почти все они расстреляны или погибли в заключении. В.И. Погонин избежал ареста по счастливой случайности. Судьба остальных нескольких сотрудников неясна. Репрессировано было большинство. Типично ли это в целом для системы Коминтерна? Трудно сказать… Но вряд ли по африканистам наносился какой-то особо сильный удар. Скорее наоборот: они ведь находились не в центре, а на периферии тогдашних идеологических схваток. Вернее предположить, что другим подразделениям пришлось еще хуже.

Когда мы листали страницы архивных документов, нам казалось, что с них сочится кровь тех людей. За архивными папками скрывались их стоны, их муки и надежды, обманы и самообманы, твердая уверенность в своей правоте, а порой — раскаяние, сожаление о напрасно прожитой жизни.

Размышляя сейчас, через много лет, о людях Коминтерна, нельзя не почувствовать снова то, что видел во время встреч с ними А.Б. Давидсон: они, должно быть, были искренни в своих убеждениях и заблуждениях.

Но можно ли считать, что искренние убеждения искупают все? Как это у Достоевского — нравствен не тот, кто верит своим идеалам, а тот, кто все время проверяет, нравственны ли его идеалы.

В год роспуска Коминтерна в Магадане вышла книжка «Африка. Справочные материалы» [367]. Ее нашел А.Б. Давидсон — и поразился. Просто оторопел. Издательство «Советская Колыма». Да еще во время войны! Кому нужна была Африка на Колыме в 1943-м?

Ни одного справочника по Африке ни в одном другом месте Советского Союза во время войны не выходило. А в Магадане вышел!

Случайность? Блажь магаданского городничего? Допустим. Чего не бывает в нашем необъятном отечестве. Но где можно было на Колыме найти материалы об Африке? Да еще в 1943-м?

Фамилия автора на книжке — «Тайц». И один инициал: «Р». Что это за «Р. Тайц»? Кто бы это мог быть? Кто из людей, занимавшихся Африкой, дожил на Колыме до 1943-го? Узнать не удалось.

Хотя Африка и не была среди главных полигонов Коминтерна, его деятельность в этом регионе все же дает возможность судить о характере созданной девять десятилетий назад могущественной всемирной организации, о ее стратегии и тактике, да и в целом об итогах ее истории.

Во Второй мировой войне
Накануне

В годы, предшествовавшие войне, отношение различных кругов южноафриканской общественности к Советскому Союзу во многом определялось их отношением к фашистской Германии, к Японии и к фашистским настроениям в самой Южной Африке.

Премьер-министр генерал Джеймс Барри Герцог, когда-то публично восхищавшийся большевистской революцией, перешел к идее, что только «Гитлер может остановить Россию» [368].

А вице-премьер Ян Смэтс, ненавидевший большевизм еще в те годы, когда Герцог им восхищался, теперь рассуждал неоднозначно. Конечно, в большевизме, как и в фашизме, он видел величайшее зло. И много раз это подчеркивал. «Большевизм, фашизм и нацизм уже здесь» [369]. «Эти идеологии (коммунизм, фашизм, и т. д.)» [370]. «С Гитлером, Муссолини и Сталиным, заправляющими континентом… Вы видите, какое зло эти негодяи уже принесли Испании» [371].

Смэтс пытался понять воздействие сталинизма на внутреннюю жизнь Советского Союза и считал его отвратительным. В 1933 г. его тревожили аресты английских инженеров в Москве [372]. В 1936-м, уже в разгар сталинского террора, когда южноафриканская писательница Сара Гертруда Миллин отправилась в Москву и Ленинград, Смэтс просил ее: «Посмотрите на Россию своими глазами и скажите мне, что она в действительности собой представляет». Выслушав ее впечатления и, очевидно, сравнив с другими доходившими до него вестями, он произнес слова, которые звучат страшно даже сейчас, когда мир знает о сталинском терроре уже неизмеримо больше, чем тогда: «Вы знаете, что я думаю о положении туземцев в Африке. Так вот, я лучше буду туземцем в Африке, чем русским в России» [373].

Но с приходом Гитлера к власти в Германии Смэтс стал больше бояться гитлеризма и даже уповал на антифашистскую позицию СССР. Еще в 1934 г. он выражал надежду на позитивное участие СССР в Лиге Наций: «Вполне возможно, что уход Германии заставит Россию смотреть более положительно на Лигу» [374].

В отличие от многих западных политиков, Смэтс не искал возможности стравить Россию с Германией. Наоборот, в обострении их отношений он видел опасность для всего мира. В сентябре 1936 г. писал: «Ситуация в мире, кажется, постоянно ухудшается. Я был глубоко обеспокоен, увидев как безобразно нацистские лидеры атаковали Россию на Нюрнбергском конгрессе» [375].

И, во всяком случае какое-то время, он возлагал надежды на военную мощь Советского Союза. В апреле 1937 г. писал: «…Германия также сделала чудовищные ошибки, и самая худшая — это одержимость Гитлера против России. Десять лет назад нападение на разрушенную и разоренную Россию было еще возможной политикой. Сегодня эта идея — безумный сон в летнюю ночь. Если Германия сейчас мощно вооружена, то и Россия тоже, причем у нее — значительно большие материальные и минеральные ресурсы для поддержания длительной войны» [376].

Очень тревожила Смэтса и агрессивность Японии в Азии.

Аполлон Давидсон в 60-х годах прошлого века встречался с академиком Иваном Михайловичем Майским. В 1930-х годах и в первые годы Второй мировой войны Майский был советским послом в Лондоне. В 1942-м именно через него шли все переговоры об установлении консульских отношений СССР с Южно-Африканским Союзом. Об этом Давидсон и попросил его рассказать. Майский начал рассказывать… а потом увлекся:

— Давайте-ка я поведаю Вам другую историю — как я впервые встретился со Смэтсом. Было это году в 35-м… Мы проговорили с ним у него в лондонской гостинице часа два. Провожая меня, уже в дверях, он спросил: «А не странно Вам, что я, политик, которого большевики называют южноафриканским расистом, все-таки так долго и откровенно говорил с Вами, русским большевиком?» Я признался, что меня это удивило. Смэтс улыбнулся: «Потому что для меня Ваша страна — это бастион европейской цивилизации на Дальнем Востоке».

1 ... 57 58 59 60 61 62 63 64 65 ... 76
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?