смешных историй, чтобы развеселить их, ведь в жизни больных приятного мало. Предоставленная погодой краткая передышка подошла к концу, и по крыше палатки снова барабанил дождь.

Моргана ему взбодрить удалось, потому как он сообщил по секрету, что Ричард собирается поехать назавтра в Яффу и привезти с собой женщин. Молодой граф всегда был надежным источником и подтвердил свою репутацию в очередной раз. Очнувшись от очередного провала в сон вечером в воскресенье, валлиец почувствовал себя объектом зависти всей палатки, потому как у его постели стояли две королевы и Дева Кипра. Беренгария выказала трогательную заботу о его ране, Анна вручила приносящий удачу кипрский талисман, а Джоанна внесла свой вклад рассказом о поездке по жутко раскисшей дороге из Яффы. Послушать ее, это пятнадцатимильное путешествие было настоящим эпическим походом, не виданным с начала времен. Но настоящим ее подарком для Моргана стала ширма, отгородившая его кровать. Собираясь уходить, Джоанна пояснила, что больной будет крепче спать, если получит хоть немного уединения, и подмигнула.

С шуршаньем юбок и в облаке благоухания, навевающего воспоминания про залитый лунным светом летний сад, Мариам проскользнула за ширму, склонилась над кушеткой и подарила Моргану поцелуй, совершенно отличный от тех, какими они обменивались прежде.

— Это... — промолвил он. — Это стоило того...

— Только не говори, что это стоило того, чтобы пробить голову!

— Ну, не до такой степени, конечно, — с усмешкой отозвался рыцарь. — Но это стоило, чтобы ждать, кариад.

Его одеяло соскользнуло до пояса, и ее взгляд пробежал по рельефным мускулам, треугольнику золотистых волос на груди, коже, которая, как она знала, окажется теплой и твердой на ощупь, совсем не как дряблое, жирное тело покойного супруга — человека хорошего, но уже далеко не молодого ко времени их свадьбы.

—Думаю, мы ждали слишком долго, Морган ап Ранульф, — прошептала женщина. — Слишком-слишком долго.

Он взял ее ладонь, и пальцы их переплелись.

— Ты угадала мои мысли, сердце мое. Увы, мы не могли выбрать более неподходящего времени, не так ли?

— Знаю, — со вздохом согласилась фрейлина. — Я знаю...

— Боюсь, это прозвучит кощунственно, — признался Морган, — но почти так же сильно, как увидеть Гроб Господень, а может, даже еще сильнее, я мечтаю посетить одну из роскошных гостиниц Иерусалима.

— О да, — промолвила она. — С широкой, застеленной мягкой периной постелью, чистыми простынями, кувшином пряного вина и крепкой задвижкой на двери.

Но от этого соблазнительного образа их отделяли многие мили и многие месяцы, и оба это понимали. Целуя обращенное к нему лицо, валлиец касался губами ресниц, обвевающих ее кожу подобно шелковым веерам, ощущал сладость ее рта, и осознал, что не в силах притворяться, даже перед самим собой.

— Мариам... Я должен предупредить тебя, кариад. Я люблю тебя.

Она метнула на него игривый глаз из-под своих длинных, бархатных ресниц, и в глазах ее заиграли золотистые огоньки.

— Много же времени тебе потребовалось, — пожаловалась молодая женщина, а потом добавила: — Ана бехибак.

И ему не потребовалось переводить этот страстный арабский шепот.

— Рви’н ди гару ди, — тихо ответил он, ей тоже не понадобилось перевода.

Двадцать третьего декабря Ричард перенес свою штаб-квартиру на восемь миль к югу, к развалинам замка тамплиеров, который крестоносцы называли Торон-де-Шевалье, а сарацины Латрун. Там он отпраздновал Рождество с подобающим королю размахом — по крайней мере с тем размахом, которого можно достичь в шатрах под непрестанным проливным дождем.

Два дня спустя Ричард отметил день Св. апостола Иоанна, устроив обед для тех из лордов-пуленов, кто не связал свою судьбу с Конрадом Монферратским. Он забыл, что это также двадцать пятый день рождения его младшего брата Джона. Напомнила об этом Джоанна, и удовольствия это ему не доставило. Филипп наверняка уже в собственных доменах, и непременно обратится к Джону, чтобы подкупом или уговорами вовлечь его в предательский союз. Ричард проявил к брату немалую щедрость и считал себя вправе рассчитывать на преданность молодого человека. Но Джон представлял своего рода загадку в их семье, и Ричард испытывал бы в нем большую уверенность, не разделяй их две с лишним тысячи мили. Несколько месяцев из Европы не приходило кораблей, но король не сомневался, что Филипп разоряет сейчас Нормандию при энергичной поддержке Джона. Однако Львиное Сердце отбросил эти мысли в сторону, потому как сказано в Писании «довольно для каждого дня своей заботы». Глупо терзаться новыми проблемами, когда ему и так приходится вести войну на три фронта: против французских союзников, сарацинских врагов и треклятой зимней непогоды.

Обед удался, хоть и выпал на Пятничный пост. Веселье обеспечили трубадуры и музыканты, и еще, даже в большей степени, оживленная беседа. Почетным гостем был Раймунд, старший сын князя Антиохийского. Хотя Раймунд являлся восторженным сторонником крестового похода, его отец до поры оставался в стороне, и Ричард считал целесообразным представить себя сыну в качестве ценного союзника. Но затмевал всех за обедом другой гость — Гуго, владетель Тивериады и князь Галилейский.

Гуго было немного за сорок, его проницательные глаза под тяжелыми веками казались удивительно голубыми на фоне посмуглевшей от многолетнего пребывания под солнцем Утремера кожи. Человек такой же выносливый и упрямый, как взрастившая его земля. Он дрался при Хаттине, прожил четыре года в сарацинской темнице, лично знал Салах ад-Дина, был одним из немногих баронов королевства, кто не переметнулся к Конраду. Все эти причины побуждали Ричарда смотреть на него, как на человека, которого стоит послушать. В пользу этого говорил и обнаружившийся факт, что Гуго весьма осведомлен об одной из величайших загадок Святой земли — таинственной секте убийц, известных как ассасины.

Ричард слышал о них еще до прибытия под Акру, поскольку зловещая их слава докатилась даже до Европы. Возглавлял фанатиков вождь, известный под именем Старца Горы. Говорили, что в награду за мученическую смерть он обещает молодым последователям загробную жизнь, полную вечных удовольствий. Франки сообщили королю, что название секты происходит от арабского слова «гашиш», потому как убийцы одурманивают себя перед миссией этим средством. Существуют они всего около ста лет, но вокруг этих мрачных, зловещих фигур успело сложиться столько легенд и страшных историй, что стало почти невозможно отличить миф от правды.

Поэтому Ричарда весьма обрадовало, что Гуго оказался настоящим кладезем познаний относительно ассасинов. Ему доводилось даже однажды встречаться с самим Старцем Горы, Рашид ад-Дином Синаном. Уточнив, известно ли королю о расколе ислама на два враждебных лагеря, суннитов