В полном раздрае и с тяжелыми мыслями я легла спать.

Первая половина рабочего дня прошла спокойно и размерено. После сдачи проекта Франца все облегченно выдохнули и расслабились. Не смотря на всю эту гармонию, мои нервы были натянуты, словно канаты.

После обеда я решила отправиться в торговый центр, проветрить голову и побродить по магазинам. Прикупив пару новогодних безделушек, я плюнула на это бесполезное занятие. Решительно вышла из торгового центра. Мысль о необходимом разговоре жгла и жалила мой мозг, не давая заниматься обыденными вещами. На часах три дня, он должен быть еще в офисе.

***

Сижу в кабинете за рабочим столом и кручу в руках ручку, думая о Ксюше. Вчера два часа проторчал в ювелирном, выбирая для нее подарок к Новому году. Купил. А вот примет ли она его? От Ксюши можно ожидать чего угодно. Может принять, а может придушить меня моим же подарком. Скидываю в сторону пиджак и, закатав рукава рубашки, приступаю к просмотру отчетности и новых актов.

– Денис Анатольевич, – Лариса заглядывает в мой кабинет. – К вам пришли.

– Кто?

– Ксения Викторовна Нестерова, – подскакиваю с места, как ужаленный, – пригласить?

– Да, – Лариса скрывается за дверью. Ксения медленно проходит в кабинет, воинственно смотря на меня своими зелеными омутами.

– Добрый день, Денис!

– Добрый день! Неожиданный визит.

– Но вполне закономерный, – парирует Ксюша.

– Присаживайся. Чай? Кофе? Воды?

– Ничего не нужно, спасибо, – она садится на диван, окидывает взглядом кабинет и как-то нервно крутит в руках свои перчатки.

– Ксюш… – я хочу спросить, в чем причина ее визита. Вроде как она меня прокатывает с разговором уже не первую неделю, не давая объясниться. А тут сама появляется в моем кабинете. Но она не дает договорить фразу.

– Я беременна, – произносит Ксюша. И эти два слова разносятся по кабинету и, отражаясь от стен, рикошетом бью по мне. – двенадцать недель. Я сейчас тут, потому что посчитала, что ты, как отец, имеешь право об этом знать. Хочу сразу расставить точки: я ничего от тебя не жду и не прошу. Если захочешь провести ДНК-экспертизу, я готова. Захочешь участвовать в жизни ребенка, я не против. Не возникнет такого желания, тоже не страшно. Сама справлюсь. Это все, что я хотела сказать, – она поднимается с места, порываясь уйти.

А я стою у стола, как истукан, вырванный из реальности ее словами. Беременна… ребенок… мой ребенок… Меня впервые в жизни накрыло так, что и слова выдавить из себя не мог. Эмоции смешались в таком вихре, что шестеренки в моем мозгу работали с бешеной скоростью. двенадцать недель… Наверное, я сейчас был похож на полоумного. Безумно счастливого полоумного. Но в голове, не смотря на гору эндорфинов, пульсировал один вопрос…

– Ксюш, – в несколько шагов преграждаю ей путь. – Почему раньше не сказала? Ведь не сегодня же узнала?

– А зачем, Лавров? Чтобы ты имел возможность оттащить меня на аборт? Я бы не позволила тебе. Даже если бы пришлось уехать из города, не позволила. Это, в первую очередь, мой ребенок. И я готова его защищать от всего, даже от тебя, – ее слова хуже пощечины, хуже удара.

– Неужели ты могла подумать, что я настолько ничтожен, что попрошу убить собственного ребенка?

– Я не знаю, что от тебя можно ожидать. И это уже бессмысленный разговор. Пропусти.

– Ксюх, какая же дура. Моя маленькая глупая дурочка, – я привлекаю ее к себе и сжимаю в объятиях.

– Лавров, ты охренел совсем. Отпусти меня.

– Хрена с два, Нестерова. Я тебя никуда не отпущу. Никогда.

– Между нами ничего не поменялось. Не обольщайся, – недовольно ворчит Ксюша, пытаясь освободиться из моих рук. Глупая. Моя маленькая глупая девочка. Мое рыжее наказание и мое самое большое счастье. Я выпускаю ее из своих рук лишь для того, чтобы взять ее ладони в свои. Целую каждый ее пальчик.

– Ты меня пугаешь сейчас, Денис… – напряженно произносит Ксюша, а я смеюсь от ее слов.

– Ксюх, ты даже не представляешь, что ты сделала. Девочка моя любимая …

– Лавров, ты придурок, – она пытается вырвать свои ладони из моих рук, и я замечаю, как по ее щеке скатывается слезинка. Бл*ть, я – кретин. Я снова заставил ее плакать.

– Согласен. Придурок, гад, поддонок, сволочь, – говорю, стирая ее слезы. – Но самая счастливая на свете сволочь. И все благодаря тебе. Я и на шаг не отойду от тебя, слышишь, – я повернул ее лицо к себе, смотрю в ее глаза. – Никуда не уйду, даже если придется спать у твоей двери каждую ночь. Можешь спускать меня с лестницы по несколько раз в день. Можешь бить, кричать и орать матом. На здоровье. Пофигу. Я не уйду никуда. Можешь пытаться сбежать, я найду. Верх дном все перерою, но найду. Я люблю тебя, Ксюх. Да, я слишком поздно это понял, но я жить нормально не могу без тебя, дышать не могу. Я поступил, как еб*нутый мудак, не разобравшись. Я каждый божий день себя ненавижу за это. Ксюх, а сейчас….

– Отпусти меня, – она сделала шаг в сторону дивана.

– Ксюш…

– Лавров, меня тошнит, придурок. Дай мне воды, – она присев расстегнула шубку, и откинулась на спинку дивана. Плеснул в стакан воды из графина и протянул ей. Ксюша сделала пару глотков и отставила бокал в сторону.

– За двенадцать недель ни разу не мутило. Это ты виноват.

– Конечно, я. И что снег идет на улице, тоже я виноват. Как пожелаешь, – я присел перед ней, снова взяв ее ладони в свои руки и покрывая ее запястья поцелуями.

– Кретин.

– Согласен.

– Боже. Как чувствовала, не надо было ничего тебе говорить.

– Ксюх, ты такая красивая.

– А-а-а-а, – она закатила глаза. – Ненавижу тебя.

– На здоровье. Я не против.

– У тебя мозг расплавился?

– От счастья.

– Ой, придурок. Все, я пошла. Мне домой надо, – она поднялась с дивана и направилась к выходу.

– Я отвезу тебя.

– Лавров, я на машине. Отстань. Просто отвали. Андестенд? Ты меня понимать? – Нестерова даже помахала перед моим лицом рукой, проверяя, насколько хорошо я ее расслышал.

– Будь аккуратна за рулем, пожалуйста, – в ответ я лишь услышал сдавленный стон и что-то похожее на «идиот».

Да, я идиот. Но самый счастливый на свете идиот. Проведя рукой по волосам, взлохматив их, я расхаживал по кабинету, улыбаясь, как душевно больной. Но мне было на это плевать.

Глубоко фиолетово на то, что могли обо мне подумать другие. Плевать на все, что было до нее. Срать на весь этот хреновый мир, потому что ничего больше не имело для меня значения. Важны были только они – Ксюша и наш ребенок.

Уже прошло больше получаса после ухода Ксюши я все еще не мог прийти в себя. Сидел оглушенный и улыбался, как дебил. Не было ни сил, ни желания возвращаться к делам. Но звонок телефона напомнил, что вернуться все же стоит.