Параллельно с этим русская церковь постепенно теряет автономность и становится частью государственной политической машины. Символическое единство всех институтов и территорий воплощалось в практике «собирания святынь» в едином сакральном центре – Москве. Все священные артефакты Руси перевозились в столицу, становящуюся грандиозным реликварием. Рос православный пантеон: общими становились местные угодники. Пополнение Москвы новой святыней сопровождалось празднеством, иконы торжественно встречали, а на месте таких встреч часто воздвигались церкви или часовни. Так постепенно формируется идея превращения Москвы в центр не только национального, православного, но и христианского мира в целом197.

В это же время, при Василии III, продолжалась политика укрепления и усиления страны. Впервые официально правитель именовал себя царём в договоре от 1514 года с императором Священной Римской империи Максимилианом I (тем самым, что мог видеть и даже заказывать работы Иеронима Босха; его секретарь был приглашён на праздничную обедню братства Богоматери, которую устаивал лично Босх в 1488 г.)198. Лицевая сторона его печати предъявляла надпись «Великий Государь Василий Божией милостью царь и господин всея Руси», на оборотной же стороне – перечень объединённых под началом царя земель: «Владимирской, Московской, Новгородской, Псковской, Тверской, Югорской, Пермской и многих земель Государь»199.

Укрепление государства, осуществлявшееся ещё Василием Тёмным и Иваном III, во времена Василия III приобрело черты крайне деспотические. Складывалась самодержавная политическая традиция Рюриковичей, достигшая своего предельного проявления при Иване IV. По свидетельствам Герберштейна, московский двор считал, что Василий III превосходил всех монархов мира и даже императора Священной Римской Империи. Властные претензии меняли и облик Москвы: новые постройки непосредственно своим видом транслировали имперскую идеологию, наиболее ярко проявившую себя в архитектуре Архангельского собора в Кремле, церкви Вознесения в Коломенском, а также множестве каменных укреплений по всей стране.

Эпоха правления Ивана IV стала для Московской Руси переломной, надолго определившей её историческое, политическое и культурное своеобразие, а также монаршее самосознание и восприятие власти всеми подданными – от боярина до смерда. Именно в правление Ивана IV воздвигается ярчайший памятник эпохи – Собор Покрова на Рву, эмблема апокалипсиса и Нового Иерусалима на земле. В культуре Московской Руси XVI века эсхатологические визуальные образы стремительно завоевывают пространство икон, фресок и книжных иллюстраций. Этими культурными трансформациями также обусловлено повышение интереса к инфернальному и апокалиптическому. Не только социальные бедствия и кризисы, но также политические и религиозные метаморфозы позднего Средневековья привели к трансформации картины мира, выраженной в деяниях Ивана IV Грозного, неистовом поиске святости и сакральном статусе Опричнины.

Иван IV, безусловно, знаковая фигура русской истории и культуры. Его образ подвергается и предельно серьёзному осмыслению на полотнах Репина или Васнецова, и травестийно-карнавальному осмеянию – на необозримом количестве демотиваторов в пространстве Интернета. Персона Ивана Грозного многократно становилась предметом интереса литературных реконструкций, псевдо- и квазиисторических сочинений, вплоть до художественных произведений, исследующих русскую ментальность, столь разных, как пьеса «Иван Васильевич» Михаила Булгакова" и «День опричника» Владимира Сорокина. К образу ужасного деспотичного самодержца-безумца не единожды обращались и кинорежиссёры – от Сергея Эйзенштейна («Иван Грозный») до Павла Лунгина («Царь»). Непрестанно ведутся поиски языка, способного описать противоречивый, – и воинственный, и агрессивный, и юродивый, и покаянный, и расчётливый, и шутовской, и мстительный, и хитрый и мистериальный, – характер Ивана IV и его государства.

Мифы и литература, сложившиеся вокруг фигуры царя – всё это затрудняет возможность культурологической реконструкции эпохи и личности Ивана IV. В сознании каждого человека, соприкоснувшегося с русской культурой, есть свой образ этого правителя. Источниками для этой книги служат ярчайшие памятники эпохи, запечатлевшие специфические проекты, чаяния правителя и трансформирующуюся картину мира уходящего средневековья – Русь накануне Нового смутного времени.

У всякой истории есть начало. Как и всякий другой монарх, Василий III, будущий отец Ивана IV, [41] в своё время нуждался в наследнике. Многие обряды Московской Руси имели византийское происхождение, в том числе и обряд выбора невесты, в результате которого женой Василия в 1500 году стала Соломония Сабурова – женщина из высшей прослойки «служилых людей»200. Брак Василия с Соломонией был удачным, но бездетным, поэтому для спасения династии решили сослать её в монастырь и провести обряд повторно, выбрав новую жену – Елену Глинскую, происходившую из обрусевшего татарского рода, служившего великим князьям литовским с конца XIV века, а в XVI веке возникшего в рядах московской знати201. По прошествии четырёх лет, в 1530 году, наконец появился наследник, Иван Васильевич; а в 1532 году – его брат, Юрий, обозначенный летописью как «прост и несмыслен», что подразумевало слабоумие с детства202.

Долгожданный наследник, чьим христианским покровителем стал Иоанн Креститель, родился 25 августа 1530 года, а через три года скончался его отец. Управление страной сосредоточилось в руках его матери, Елены Глинской, и советников отца. Однако Иван Васильевич с малого возраста принимал участие в официальном церемониале двора. В 1538 году после внезапной смерти Елены Глинской меняется судьба наследника и отношение к нему. Бывшие приближённые к власти попадают в опалу, в то время как правительственные функции переходят к боярам, в частности – к Шуйским, которые становятся главными опекунами Ивана и его брата Юрия203.

Восьмилетний Иван Васильевич не имел никакого доступа к управлению страной, более того – в своих посланиях он чрезвычайно негативно характеризует период правления бояр, пренебрегавших вниманием и к стране, и к нему204. Шуйские уверенно расправлялись с недовольными их правлением, отстаивая свои права.

Такому положению дел настал конец в 1543 году, когда великий князь учинил мстительную расправу над Андреем Шуйским, деморализовав приближённых к нему бояр и заявив о собственных правах на власть205. Однако боярское правление на том не завершилось, да и сам молодой царь (ему едва исполнилось 13 лет) не занимался государственными делами. Как это часто бывает, место Шуйских заняли их враги – Воронцовы, а молодой царь постоянно отлучался из дворца, совершая всё более длительные поездки из стольного града по своим владениям и предаваясь развлечениям206.

Середина 1540-х гг. проходит в пирах и потехах (Грозный любил игру в переодевания: облачаясь в покойника, он устраивал ложные похороны и тризну), и жестоких карах: по приказу пятнадцатилетнего Ивана был убит молодой аристократ Михаил Трубецкой за неудачную шутку над юным царем207. В 1546 году произошёл целый ряд эксцессов схожего характера, но с большим размахом: по доносам были казнены многие бояре, раздражавшие царя.