другую. И все. Ничего же криминального пока не случилось. И все ведь еще пока под его же контролем. И сделав же вслед за ним конкретно же в этом разрезе ставку на погоду, что и прямо-таки же сейчас застилала и закрывала же в буквальном смысле моросью все и вся, притупив на миг, как видно, ее и его же зрение, вроде бы почти что и успокоилась, но и тут же ведь вспомнила, что уже и не столько спешила, достаточно же еще и подмерзнув, сколько уже и именно же почто что опоздала и окончательно же вымерзла. Вытягивая теперь рукава своей же темно-фиолетовой кофты из-под рукавов же куртки, стараясь уже и хоть так ведь, хоть на деле и никак согреться. Но и все равно же пыталась и хоть так сохранить хоть какое-то же, какое-никакое тепло. Как и прекращая же уже теперь переминаться и начиная уже мелко прыгать на месте. Прекрасно же еще и понимая, что, скорее всего, а даже и точно только еще больше путает таким образом свои же и без того уже спутавшиеся между собой нитяные фенечки: из переплетения же двух белых нитей, на одной из которых из стальных же кубиков с белыми буквами было собрано имя: Карина, а на другой: Полина, черно-серую с таким же керамическим письменным пером с гравировкой же сзади: Н и ту самую же все серо-черную шерстяную в сплетении же двух нитей вокруг же красной, и повязанную же на семь узелков, так и повисшие же не иначе чем и тяжким грузом, безмолвно и несвободно, на левом же предплечье у кисти. Но и намеренно же не одергивая сейчас их. Решив оставить это до удобного случая, а именно — прихода домой, где она сможет не только спокойно раздеться, но и снять их. Не порвав их, а размотав. Как и свои же украшения на шее: в виде двух керамических крыльев. Одного черного с затертой гравировкой сзади: А. На тонкой и длинной черной цепочке. И другого белого с гравировкой же сзади: С. На такой же тонкой, но уже и короткой белой цепочке. И черного керамической подвески — крестика. С ним же, но уже и поменьше, из черных же фианитов на нем. На тонких, короткой и длинной в сплетении, черных цепочках. С гравировками же сзади: Ж и А. Ведь достаточно длинное и высокое горло кофты просто уже и само не позволяло сделать этого. Как и ставшие такими же рукава. Вытянутые и стянутые уже выше кончиков пальцев и спрятанные же в карманах.

— Прости, я… знаешь… спешу. Да и оделась же, как видишь, не по погоде и… сезону… — кое-как проговорила да и так же распрощалась с ним девушка и почти что обошла парня, направившись уже и по своим дела. Но вдруг запнулась и остановилась же на обращении к ней по имени. Как и его последующих же к ней в обиде словах.

— Да… конечно… беги! — Хмыкнул Влад, как бы и невзначай сделав акцент на последнем слове и скосив же свои внимательные глаза на самую же выдающуюся сейчас и как никогда же часть хромоножки. Правда, со скукой и каким-то же все еще своим отстраненным пренебрежением. Но и отчего-то же еще больше и напускными, как показалось и подумалось же самой Софии. И, как видимо, не ей одной. Ведь он тут же, словно поняв, что прокололся с чрезмерным наплевательством, вернул все как и не бывало. Вместе же и с холодностью речи. Хоть и оставив же, ну хотя бы и ей, ту самую чрезмерность. Но и будто же уже не из-за и не на нее — не смотря же с ней в ее глаза. Пока же и сам до конца не понимая — из-за и на кого больше. Но словно уже и заранее принимая — сильнее сцепил-стиснул зубы. — И не надеялся же, что после всего рассказанного же тебе обо мне, тебе же самой и вдруг да и вообще же когда-либо захочется провести, тем более же и проводить со мной хоть какое-то время! Что уж говорить и о паре минут…

Пристыженно опустив голову и взгляд, закусив по привычке же и нижнюю губу с капельками влаги дождя и остатками помады на ней, София вновь вернулась на свое до этого место и под его же взгляд. В ту же самую позу, в которой они и столкнулись. Но теперь же еще и будто сама же и всей своей фигурой потянулась вниз и навстречу же асфальту. Хотя если бы подняла их, как и всю себя, поняла бы, что, не зная всего, как и равно не рассказанного всего же о нем ей, она же ему сама и подыграла. А он лишь только сделал вид и сыграл, что обижен ее нежеланием общаться и проводить время же с ним. Да как и в принципе же нежеланием находиться в его обществе и компании чуть дольше, чем и все те же «пара минут». В секунду же губы рыжего исказила донельзя широкая и насмешливая улыбка. Но, и как появилась, тут же и скрылась. Дабы и не спугнуть же свою жертву всем и сразу, на их же пока еще первой и личной встрече, и за раз. Всего же понемногу. Не все же и грани и сразу. Она же только знакомится. Пока он же только разогревается.

— На самом деле, он… — и София, замявшись, замолчала, стараясь правильно в этот раз подобрать слова. И опять же ведь как никогда зря. И оправдываясь. Да и таким же все образом. Как и прося же прощения. Но ей казалось это правильным и нужным. Даже важным и должным. Ведь не такой должна была быть их первая личная встреча, как по ней. И не в разрезе уже погоды. А отношения их и друг к другу, — …не так много и рассказывал о тебе. С неохотой даже… С каким-то своим, знаешь, нежеланием и пренебрежением… Нелюбовью же даже почти. Но мне… мне было интересно! В любом же случае. Да и… поэтому, наверное, и такое отношение было… к тебе… ведь ему просто-напросто пришлось это сделать по моей же все просьбе, а не его и… собственному же желанию… Но нет! — Тут же будто одернула себя, да как и его, она. Пусть он и молчал. И даже не фыркнул на такую ее резкую сбивку его от нее и перебивку же ее самой себя. Хотя и очень хотелось.