«Сходить, что ли с дочкой прогуляться, – решил он про себя, – а то дома сидеть уже невмоготу».

Все четверо основных героев нашего повествования встретились лицом к лицу в первый и последний раз именно в этот день. Произошло это на перроне Белорусского вокзала. Подполковник Крайнев, майор Хромов и старший лейтенант Загорский стояли именно там, где и сейчас возвышаются два аспидно-черных бюста вождей мирового пролетариата, используя их просто в качестве прикрытия, на довольно пустынной в этот час приперронной площади. Делая вид, что их интересует только содержимое находящихся у них в руках пивных бутылок, они зорко вглядывались в проем арки, откуда медленно тянулись обремененные увесистым багажом пассажиры. Все трое молчали, так как все слова были сказаны ранее, и сейчас они, борясь с внутренней дрожью с помощью пива, ждали того самого момента, когда реально начнется самая потрясающая поисковая операция, какую они только могли себе представить.

– Вот он идет, – прошептал Владимир Степанович, торопливо отставляя недопитую бутылку к постаменту памятника.

– Где? – так же тихо произнес майор, слегка подаваясь вперед.

– Вон он, с большой черной сумкой на правом плече и хозяйственной сумкой в левой руке.

– В джинсовой куртке? – уточнил Илья Федорович.

– Точно, – резко прекратил разговоры подполковник.

Выждав, пока «Толмач» найдет на табло номер платформы, с которой отправится его поезд, и двинется по ней, они оставили свой пост и с видом провожающих пошли следом за ним, выдерживая, впрочем, солидную дистанцию в два вагона. Заметив, что тот остановился и скинул, видимо, увесистую сумку с плеча, они остановились тоже и, образовав плотный кружок, изобразили для окружающих сцену расставания, не спуская, конечно, взгляда с копающегося в карманах в поисках проездного билета Сорокина.

– Не дай Бог, если забыл! – возбужденно прошептал Загорский, продолжая трясти кисть руки майора в затянувшемся прощальном рукопожатии.

Но через секунду Юрий предъявил билет плотно упакованной в форму проводнице и исчез в вагоне. Моментально прекратив прощаться, вся троица оттянулась за одну из металлических, поддерживающих крышу колонн и замерла в тревожном ожидании. Наконец прозвучало уведомление об отправлении, и поезд плавно тронулся. Проводив глазами красные фонари последнего вагона и убедившись, что в последнюю секунду никто на платформу не выпрыгнул, они медленно двинулись к зданию вокзала.

– Давайте, что ли, бутылку возьмем, выпьем за наши общие успехи, – предложил Крайнев, когда они уже прошли через арку и снова оказались на привокзальной площади.

– Поддерживаю, – грустным голосом отозвался Хромов.

Старший лейтенант только молча кивнул головой.

У всех в этот момент было необъяснимо скверно на душе. Шестым чувством каждый из них понимал, что с этого момента начался отсчет новой судьбы, в которой невидимый крупье уже раздал каждому причитающуюся ему часть колоды. Только никто из них не знал, какие там оказались карты и что произойдет с каждым из них в результате этой игры.

Почти всю дорогу до Калининграда Юрий бессовестно проспал. То ли напряженные тренировки последних недель, то ли эмоциональная нагрузка от своеобразной предстартовой лихорадки дали свой результат. И когда он постелил себе на верхней полке, то рухнул на нее, будто не спал целую неделю. Улегся он на вторую полку специально, хотя билет был у него на нижнюю, по весьма прозаической причине – из-за своего роста. Все-таки метр восемьдесят пять есть метр восемьдесят пять и каждый второй проходящий по качающемуся, словно корабль во время пятибалльного шторма, плацкартному вагону пассажир неминуемо задевал бы его выступающие далеко за край полки ноги. Поэтому, путешествуя в поездах, он всегда ложился наверх, и это каждый раз его выручало. Ночь прошла беспокойно. От резких толчков и частых остановок, проверок и досмотров на недавно возникших границах он поневоле просыпался и поэтому, когда наступило утро, чувствовал себя вялым и невыспавшимся. Слегка перекусив хорошо прожаренной куриной ножкой, он забрался в свою постель, и дрема вновь овладела им. Проспав на сей раз практически до шести вечера, он поднялся бодрый, голодный и готовый свернуть попавшиеся на пути горы. Но сворачивать, кроме жаренной с шампиньонами курятины, хорошо сдобренной зеленым горошком, было нечего, и поэтому он всецело отдался этому занятию. Немногочисленные пассажиры, ехавшие от Москвы до Калининграда, уже начали сдавать постельное белье и готовить к выгрузке свой багаж. Плотно закусив, Юрий также присоединился к этой привычной вагонной суете.

«Вот интересно, – думал он, – все эти люди наверняка едут к себе домой или на худой конец к родственникам или знакомым, один только я еду в никуда, имея в кармане только телефон некоего Николая Федоровича и старый адрес своего никогда не виденного родственника».

Уже поняв, что его сосед по верхней полке точно живет в самом Калининграде, он попросил его совета насчет того, в какой гостинице города ему выгоднее остановиться.

– Если у Вас и денег много, и Вам важен престиж, – уверенно ответил тот, – то лучше любым троллейбусом проехать от вокзала до гостиницы «Калининград», ну а если с финансами туговато, то здесь, совсем недалеко от вокзала, на улице Богдана Хмельницкого есть бывшая военная гостиница Балтийского флота. Там, правда, без особых изысков, да и с водой бывают перебои, – добавил он, – но зато дешево!

Когда поезд № 149 наконец замер на перроне сохранившегося еще с довоенных времен краснокирпичного вокзала с удивительным трехлепестковым дебаркадером, Юрий подождал, пока немногочисленные пассажиры покинут вагон, и тоже спустился на мокрый калининградский асфальт.

«Вот я и на месте, – с невольной грустью подумал он, – на историческом, можно сказать, месте. Осталось только в этой крайне загадочной истории поставить завершающую точку». Он перекинул на другое плечо сумку и двинулся на поиски улицы, названной в честь славного гетмана.

Проснувшись утром довольно рано, слегка опухший со сна Юрий долго отмывался в расположенном в подвале гостиничном душе. Затем он позавтракал остатками дорожной снеди и поспешил покинуть казенные, щедро выкрашенные глянцевой охрой гостиничные стены. На улице стоял непривычный для него, коренного москвича, плотный туман, а с моря настойчиво тянул неприятный сырой ветер. «Однако, – зябко поежился Юрий, – вот тебе, батенька, и май месяц».

Он плотнее запахнул куртку и, с любопытством озираясь по сторонам, двинулся вдоль улицы в направлении виднеющегося неподалеку старинного, напоминающего собор здания. «Вот это да, – подумал он, приблизившись к нему вплотную, – вот это кирха так кирха. Интересно, танки из отцовского батальона зарулили тогда в церковь такого же размера или та все же была поменьше? А впрочем, зря я тут начал с осмотра местных достопримечательностей, чай не на экскурсию сюда приехал. Схожу-ка я для начала на Судостроительную, – решил он, разворачивая карту города. Это ведь там жил, судя по последнему письму, мой дядя. Пока есть время, попробую найти его новый адрес там, где он жил раньше».