— Сядь, Лиза, — холодно велела Оконцева, — и пусть Ксения тоже устроится в кресле.

— Нечего мной командовать, — мигом схамила девица, которая тоже вошла в гостиную в сопровождении молчавшего Иосифа‑Родиона.

— Иван Павлович, начинайте, — распорядилась Людмила.

— Какого черта? — вышла из роли княгини вдова. — Зачем здесь прислуга?

— Иван Павлович не дворецкий, а детектив, который нанят мною для расследования обстоятельств странной смерти моего отца, Семена Винивитинова, — объявила Людмила.

Изо рта Ксении посыпались грязные ругательства.

— Я не стану участвовать в этом фарсе! — взвилась и Елизавета Матвеевна. — До свиданья, господа. Иван, уж не знаю, кем вы являетесь в действительности, но я взяла вас на службу в качестве дворецкого. Извольте выполнять свои обязанности. Проводите госпожу Оконцеву и сопровождающих ее лиц на улицу и удостоверьтесь, что они вышли за ворота. Если господа откажутся покидать частную собственность князей Винивитиновых‑Бельских, вызывайте полицию. А потом зайдите в мой кабинет за расчетом — вам отказано от места. И не ждите хороших рекомендаций! Да они вам и не понадобятся. Как только Игорь Анатольевич узнает…

Макс помахал вынутой из портфеля бумажкой:

— Полиция уже здесь, это ордер на обыск. И не советую звонить Пятакову. Когда он выяснит, что придумала Елизавета Матвеевна… Ох, лучше не говорить вслух о реакции Игоря Анатольевича на вашу аферу!

Я сидел с привычно вежливой улыбкой на лице, но в душе испытывал беспокойство. По‑моему, Максим зря заявил про обыск. Елизавета совсем не дура, сейчас она воскликнет: «Хорошо. Звоню своему адвокату». И как тогда поступит Воронов? Естественно, у него нет никакого разрешения на то, чтобы перевернуть вверх дном усадьбу, он просто блефует, демонстрирует хозяйке собственноручно сфабрикованный документ. Юристу Макс свою филькину грамоту не покажет.

Но Елизавета повела себя вопреки моим ожиданиям. Она закрыла лицо руками и простонала:

— Как же я устала… сил нет… Семен ни дня на службу не ходил, Анфиса бездельница, дети отвратительные, родители эгоисты. Кирилл Алексеевич меня презирал, никогда не забывал напомнить, что я без роду‑племени, впустили нищенку в богатую семью. И я молчала. Знала, от кого Майя Катю родила, но виду не подавала. А почему? Если скандал устрою, придется развестись. И что дальше? Жизнь в хрущобе? Работа за копейки, которые я потрачу на родню? Они меня заездили. Я просто хотела пожить спокойно.

— Чему мешал ваш муж, — кивнул Макс. — Семен Кириллович воспротивился вашей идее превратить Катю в Ксению, не желал стать тестем олигарха, отдать Пятакову родовое гнездо. Ваш муж тоже нес ответственность перед своими родителями, он отцу на иконе поклялся сохранить и дом, и фамилию. И пусть мы знаем, что князей Винивитиновых‑Бельских до начала двадцатого века не существовало, но для вашего супруга этот факт значения не имел, главным для него являлось иное — он дал честное благородное слово отцу, лежащему на смертном одре. Может, это и покажется кому‑то смешным, но еще остались люди, для которых такое обещание свято.

— Хорошо играть в благородство, когда тебе на подносе готовую еду подают, — усмехнулась Елизавета Матвеевна. — Большего эгоиста, чем Сеня, свет не видывал. Ему ума не хватило понять: Пятаков возродит усадьбу, заставит Ксению родить десять детей, не успокоится, пока армией сыновей не обзаведется, то есть как раз расплодит Винивитиновых‑Бельских, сделает семью богатой и мощной. Вдумайтесь, у Игоря не миллионы — миллиарды! И отвергнуть такого человека, потому что он нувориш и тебе не нравится? Думать о каких‑то клятвах, произнесенных для успокоения больного старика? Но я мужа не убивала, он сам умер.

Максим посмотрел на меня:

— Иван Павлович, расскажи‑ка нам свою историю…

Я откашлялся:

— Я понимаю хозяйку усадьбы. Она действительно устала: ей приходится кормить голодную ораву, по дому с утра до ночи носятся экскурсанты, среди которых есть наглые и бесцеремонные люди, вроде хама Анатолия, крыша дома течет, счета за электричество шокируют, а когда судьба в лице Пятакова бросает ей спасательный круг, муж изображает из себя благородного потомка древнего рода, нежелающего породниться с чернью. И что особенно злит Елизавету Матвеевну, так это воспоминание о его поведении в день, когда Ксения убила Родиона. Кирилл Алексеевич приказывает: «Закапываем тело парня в парке, Иосиф будет исполнять его роль». И Семен молча берется за лопату. Давайте не будем говорить о том, что отец зарыл собственного сына. Родители считали Родю неполноценным, стыдились его, не испытывали к парню любви. Почему Семен не закричал: «Никогда! Папа, опомнись! В Иосифе нет ни капли дворянской крови, он родился от алкоголички, дочери прислуги. Разве можно назвать его Винивитиновым‑Бельским?» Но Сеня молчит. А в случае с Пятаковым вдруг уперся. Я не хочу сейчас рассказывать о том, как Елизавета отравила мужа ею же сваренным грогом. Отмечу лишь, что ранее она не приближалась к плите, даже чай супругу не заваривала. Лучше вспомним, как события развивались дальше. В усадьбе появляется Катя, которой предложено изображать сосланную в таежное Ясное за убийство брата Ксению, и спектакль разыгрывается как по нотам. Лиза довольна, она прекрасно срежиссировала его. Но вдова понятия не имеет, что у пьесы есть еще один постановщик, и он задумал свой финал.

— Вы о чем говорите? — пролепетала дама. — Не понимаю. Все ложь.

Ксения‑Катя встала:

— Очень голова заболела, сбегаю за таблеткой.

— Сидеть! — стукнула кулаком по подлокотнику кресла Нора. — Ваня, продолжай.

Я переменил позу:

— Что губит преступников? Мелочи. Крохотные детали. Ну, например, балетки и отсутствие куртки, грязное нижнее белье, гладкая кожа на спине.

— Ну и чушь он лепит! — возмутилась девица.

— Пока сюда ехала Элеонора Андреевна и сопровождающие ее лица, у меня хватило времени на раздумья, — продолжал я. — Давайте зададим себе вопрос: почему веселая, беззаботная блондинка, шумная отличница Ксюша в начале одиннадцатого класса внезапно превратилась в угрюмую брюнетку, которая не вылезала из солярия, мазала губы бордово‑кровавой помадой, получала сплошные тройки и сладострастно хамила родителям и Надежде Васильевне? И именно в этот период в спаянной компании друживших с малолетства ребят намечается раскол. Ксения даже один раз кидается на Катю с кулаками, подбивает ей глаз.

— Ну и че? — напряглась девушка. — Все в детстве дерутся.

Я с интересом посмотрел на юную особу:

— Вы оправдываете Ксению? А почему не жалеете себя? Все еще исполняете роль дочери Лизы? Пора перестать, мы же знаем, что перед нами Катя. Или нет?

— Что за тупые намеки? — вспыхнула красавица. — Да, я Катерина.

— Пусть будет так, — кивнула Нора. — Продолжайте, Иван Павлович.

— И мне пришло в голову: что, если Ксения узнала об измене отца, выяснила правду о том, что он переспал с горничной Майей незадолго до своей свадьбы и Катюша его дочь? Дедушка в курсе дела, няня Надежда Васильевна, естественно, тоже, да и для матери с Анфисой это, похоже, вовсе не секрет, взрослые насквозь фальшивы, они постоянно врут. Каким образом Ксюша выяснила истину? Давайте вспомним про дырку, проверченную в стене между библиотекой и спальней Елизаветы Матвеевны. Кто ее сделал? Семен Кириллович? Зачем ему подглядывать за женой — она же его совершенно не волнует. Кирилл Алексеевич? Ну, это смешно. Думаю, всем ясно, что Эмма Геннадиевна, Матвей Ильич, Анфиса и Надежда Васильевна тоже отпадают. И потом, отверстие! Это так наивно, по‑детски. Взрослый человек установил бы камеру слежения, а у подростка на этот прибор денег нет. Итак, дети. Катя и Иосиф не в счет, они в доме гости, им непросто улучить момент для порчи стены. И зачем брату с сестрой интересоваться Елизаветой Матвеевной? Родион? Он занят музыкой, до матери ему нет дела. И кто остается? Ксения. Я слышал от членов семьи, что девочка обожала играть в шпионов, подслушивать чужие разговоры, Мария Борисовна обмолвилась, что Ксюша летом, до того как пойти в одиннадцатый класс, раз десять посмотрела фильм «Замок в тумане» и стала изображать главную героиню нашумевшего голливудского фильма. Я тоже видел его и помню, там женщина расковыряла перегородку между комнатами и узнала море тайн. Ксения берет пример с американки. Но не зря французская пословица гласит: «Если подслушиваешь у чужой двери, можешь узнать свой секрет». Ксения выясняет правду про Катю. Такая информация способна искорежить неокрепшую психику подростка. Ксюша впадает в панику, ей плохо, ужасно, девочка ощущает себя щепкой в океане лжи взрослых. И она меняет свою внешность: красит волосы, ходит в солярий. Ей не хочется быть похожей на Катю. Ей не с кем посоветоваться, Ксения ни слова не говорит даже Иосифу, который ей очень и очень нравится. Ненароком выведанная тайна кажется настолько мерзкой, что легче, наверное, спрыгнуть с крыши, чем с кем‑то поделиться правдой.