отряда ОМОН полковника Журбина, автобус с которым теперь мчался к Истре параллельным курсом. Словом, развязка дачно-подвального конфликта обещала быть впечатляющей. Вот только пока Полуяров затруднился бы ответить: со щитом он окажется или на оном. Нет документов — есть факт преступления. Есть документы, а значит, имеется факт преступления.

Полковник подоспел, когда охранники под наблюдением местных милиционеров уже палили солярку, таким способом выкуривая из подвала грабителей. Приусадебная зона особняка ярко освещалась неоновым светом уличных светильников. Свет лился и из всех окон второго этажа. Не обнаружив на месте действа хозяина, полковник понимал, что через несколько минут он обязательно здесь объявится. Беспрепятственно в сопровождении Золотарева дошагав до подвала, Полуяров подошел к молоденькому лейтенанту, который с увлечением подсказывал, как лучше направлять дым, чтобы он проникал в подвал.

— Что здесь происходит? — задал он вопрос, предъявляя свое удостоверение. — Приказываю немедленно затушить огонь.

Поняв, кто перед ним стоит, лейтенант растерялся:

— Так они же не выходят, товарищ полковник!

— Кто не выходит?

— Грабители!

— Сейчас выйдут, — убедительно заверил Полуяров. — Предоставьте это дело мне.

Впавшие в раж охранники без всякого удовольствия убрали от двери емкости с соляркой. Литая металлическая дверь уже успела докрасна накалиться. Полуяров вывернул кирпич из клумбы и несколько раз ударил им по дверце.

— Эй, узники, выходите!

К несказанному удивлению лейтенанта и всех остальных охотников, тут же раздался лязг внутренней щеколды, и, извергая потоки проклятий, в проеме появился Фочкин. Майор изо всех сил дул на обожженную ладонь. По спокойствию, с которым вышел из укрытия Катышев, Полуяров догадался, что операция была проведена не зря. Капитан поддерживал довольно захмелевшего старика, который так и не решился распрощаться даже с пустой бутылкой шотландского виски.

Полковник без лишних разговоров и объяснений уже намеревался самостоятельно сопроводить задержанных грабителей к «Волге», которую Пичугин подогнал к воротам особняка, но из парадного входа в сопровождении двух охранников выскочил Дзись-Белоцерковский. С криками о свершившемся ограблении он несся к подвалу. Но, увидев Полуярова, оторопел. Впрочем, его растерянность была недолгой.

— Я же говорил вам, что мы увидимся в самое бли жайшее время, — сказал Полуяров, не пряча радости от такой быстрой встречи.

— Это произвол! — не одобряя его восторга, заголосил Белоцерковский. — Меня ограбили! Прошу вас, полковник, чтобы эти люди вернули мне все вещи, которые они похитили из сейфа.

— Ничего не имею против! — спокойно отозвался Полуяров. — Но придется проехать в отделение, и, как это полагается, пострадавшему написать заявление, а следователям произвести опись похищенного и составить протокол. После чего преступники получат по заслугам.

— Не надо никуда ехать! Пусть отдадут то, что взяли, и дело замнем.

— Я польщен вашим благородством, Ефрем Львович, но существует процедура дознания и следствия…

Не дослушав Полуярова, Белоцерковский сделал красноречивый жест, и охранники тут же окружили оперов. Из-за угла дома вышли еще два телохранителя, каждый из которых с трудом удерживал клокочущих от ярости псов. Лейтенант и два местных милиционера, наблюдающие за препирательством со стороны и в разборку не вмешивающиеся, зашагали к воротам.

— Последний раз прошу вас вернуть похищенное. Иначе… — Белоцерковский недоговорил.

— Пусть будет иначе, — косясь на азиатских овчарок и выступая вперед, решил сказать последнее слово Фочкин.

Белоцерковский тяжело вздохнул:

— Ну что ж, по-хорошему договориться не получится. Вы сами этого хотели, полковник.

Пантелеич, до сего момента висевший на руке Катышева и не проронивший ни слова, вдруг встрепенулся и запел:

— Гоп со смыком — это буду я! Воровство — профессия моя!

Дюжий лопоухий охранник легко оторвал старика от Катышева и отшвырнул в сторону. Фочкин первым полез на рожон, и через секунду у ног Полуярова корчился от боли один из неприятелей. Другой, совершив дугообразный полет, пропахал подбородком рыхлую землю на клумбе. Но схватки с противниками, имеющими тройное превосходство в численности, не получилось. Хотя Катышев и Золотарев продолжали оказывать сопротивление, но Полуярова уже с двух сторон держали за руки. Лишь Фочкин, изрыгая матюги, одного за другим продолжал укладывать охранников в клумбы. Но и ему пришлось угомониться, когда рядом оказались два огромных пса.

Битва была полностью проиграна, и четверо оперов, скованные наручниками, стояли около стены дома, дожидаясь начала обыска. Лишь старый медвежатник, ударившись головой о фундамент, тихо лежал на земле.

Но команда Белоцерковского успела обыскать лишь Фочкина и Золотарева, когда раздался скрежет протараненных ворот и по дорожкам, выложенным из облицовочного камня, застучали шаги десятков ботинок. Не дожидаясь персональных приглашений, все как один охранники бесцеремонно укладывались на землю. Конфликтовать с парнями в масках и с автоматами в руках никто не собирался. Даже азиатские псы, глядя на распластавшихся поводырей, только скулили.

Невзирая на все происходящее, начальника отряда ОМОН полковника Журбина, казалось, интересовал только один вопрос: хватит ли места всем задержанным в микроавтобусе. Как ни в чем не бывало, он поздоровался с Полуяровым, самолично снял с него наручники и, обнадеженный коллегой, что в Москву придется везти лишь одного человека, самодовольно оглядел своих ребят. Те не нашли ничего подходящего, как заняться перекуром.

Полуяров, с интересом перелистывая бумаги в папке, которую вручил ему Катышев, подошел к Белоцерковскому:

— Вы, конечно, станете требовать адвоката?

— А разве вы сомневаетесь? — вопросом на вопрос ответил понурившийся король конкурсов красоты и перешел на крик: — Я буду жаловаться в самые высокие инстанции! Вам не поздоровится!

— Всегда пожалуйста! Но это уже завтра, в Москве. Кстати, господин Дзись-Белоцерковский. — Полковник показал папку с бумагами. — Эти вещи вас интересовали?

Белоцерковский разом погасил ярость и на несколько секунд задумался:

— Впервые вижу…

— Странно, — даже поежился Полуяров, продолжая листать бумаги. — Но здесь есть бумаги, подписанные вашей рукой. Сберегательные книжки, сертификаты на предъявителя, договора, соглашения…

— Откуда я знаю, что там есть!

— Ба! Да тут даже расписки вашего рьяного защитника — подполковника Ломакина! Сколько в последний раз он от вас получил? Читаем — тридцать тысяч долларов США. Удивляюсь, вы столько для него сделали, а он и не думает спешить к вам на помощь. С чего бы это?

Белоцерковский молча и без интереса смотрел на аккуратную дыру в стекле, прорезанную Пантелеичем. Полуяров захлопнул папку:

— Я так понимаю: если это странное досье не ваше, значит, и никакого ограбления не было?

— Я буду отвечать только в присутствии своего адвоката!

К неудовольствию полковника Журбина, в микроавтобусе пришлось подыскивать место еще для одного пассажира, которого в последний момент притащил Фочкин. Свободного сиденья не нашлось, и задержанного пришлось усадить на пол. Он боязливо попятился подальше от Фочкина, закрывая ладонями распухшие багровые уши. Майор негодовал:

— Вернемся в Москву, и мы тебе, козел, эти уши совсем