— Повидался со знакомым.

— Имя знакомого.

— Вряд ли оно вам что — нибудь скажет. Некий капитан Тимошенков. Затем отправился к великому князю Николаю Николаевичу, заночевал у его императорского высочества по его приглашению и следующим утром отбыл в Сент — Этьен.

— Угу. Понятно. На этом самом автомобиле?

— Нуда. Я всегда на нем езжу.

— И всегда сами за рулем?

— Чаще всего.

— Скажите, вы встречались с этим русским мсье здесь же?

— В авто? Нет. Он работает в мастерской. Неподалеку есть кафе, мы сидели там. В это время у моего автомобиля проверяли тормоза.

— Ясно. А у великого князя вы, конечно, поставили машину в гараж.

— Нет. Там совсем небольшое имение — два автомобиля в гараже не поместятся. Я оставил «изотту» возле дома, благо, ночь была лунная, дождя не намечалось.

— Понятно. — Комиссар наморщил лоб. — То есть дважды в тот вечер вы подолгу не видели своего автомобиля.

— Да. Это важно?

— Может быть, генерал. Может быть… А вот, кстати, «Литера». И последний вопрос. Генерал, у вас есть враги?

«Если добро всегда побеждает злo, то победитель, по определению, добр».

Отто фон Бисмарк

Середина мая 1924

Сталин внимательно слушал. Магнетический взгляд черных глаз оратора, еще усиленный стеклами очков, мощные лобные бугры, словно норовившие прорасти дьявольскими рогами, вызывали у Иосифа Виссарионовича глухую неприязнь еще с той незабвенной встречи в Царицыне, когда затянутый в пахнущую одеколоном кожанку речистый выскочка учил его — Сталина — делать революцию.

«Конечно, победителей не судят, — думал Иосиф Виссарионович, — но всегда нелишне знать, какова цена победы. Что осталось от революционной Красной Армии благодаря усилиям наркомвоенмора? Разве это прежний вооруженный народ, отстаивающий свои осознанные классовые интересы? Ни в малейшей степени!

Мы вновь пришли к тому, от чего уходили: профессиональная армия, опирающаяся на мощный офицерский костяк, комплектуемая, как и при царе, по обязательному призыву. Теперь, когда руководство комиссаров в армии отменено, она и вовсе отдана на откуп перекрасившейся белогвардейской сволочи!

Оставшиеся в войсках честные коммунисты числятся помощниками командиров, но они не имеют в руках всей полноты власти. Не завтра, так послезавтра этот болтун, жировавший за границей, никогда не знавший тягот революционной борьбы, пожелает избавиться от настоящих ленинцев. Кто тогда сможет помешать ему в один момент арестовать, а затем и расстрелять практически бесправных партийцев?» — Он еще раз мельком поглядел на человека во главе стола.

Тот говорил, ожесточенно жестикулируя, словно на трибуне. Вся страна знала его именно таким: энергичным, резким, бескомпромиссным, всегда стоящим подле вождя. Теперь портрет Ильича висел за спиной Троцкого, словно икона, не имея возможности напомнить о той острой, непримиримой борьбе, которая не утихала между первым и вторым лицами в Советской России.

Сталину хорошо была известна подноготная этой борьбы. И если, черня имя Ленина, враги первого в мире государства рабочих и крестьян поминали немцев и пломбированный вагон, то нынче, говоря о Троцком, шептались об английском пароходе и о золоте союзников. В истории прибытия Льва Давидовича в Россию после Февральской революции была одна деталь, о которой сам наркомвоенмор старался не распространяться.

Вскоре после выхода из Нью — Йоркского порта пароход с революционерами был задержан канадским сторожевым кораблем. Но спустя несколько часов судно было отпущено по настоянию английской короны. Более того, по имевшимся агентурным сведениям, запрос об освобождении русских социалистов был отправлен в Лондон лично послом Англии в России Бьюкененом.

Безбедно живший в Америке на деньги своего дяди, банкира Животовского, Лев Давидович прибыл в давно брошенное отечество с единственной и ясной целью — захватить власть. Все его действия на посту председателя Петроградского Совета были направлены именно к этому, и до последнего момента он не был согласен с Ильичом ни по срокам, ни по тактике революционного переворота. Если б не гельсингфорсские матросы и егеря сто шестой дивизии верного лично Владимиру Ильичу полковника Свечникова, то кто знает, как бы еще повернулось дело.

Товарищ Троцкий был решительным и безжалостным врагом. Врагом всего того, к чему он — мальчик из захолустного селения Гори — шел всю свою жизнь. А враг должен быть уничтожен!

— …Итак, товарищи, я подвожу итог. Революция победила. Советское государство, поставленное в нечеловеческие условия, обескровленное империалистической и гражданской войнами, выжило, выстояло и теперь демонстрирует всему миру яркий образец нового общества. Многомиллионный отряд мирового пролетариата смотрит на нас, как на избавителей от капиталистического гнета. Можем ли мы обмануть их ожидания, их чаяния, их надежду? Нет, товарищи! Уже сегодня мы должны готовить решительный и неотвратимый удар, который откроет нам прямую дорогу к высшей цели нашей революции — откроет путь к революции мировой! Мы с вами были прямыми участниками недавних событий. Трагических для нас событий: крушения революционных походов в Польшу и Финляндию. Сегодня мы тщательно проанализировали свои ошибки и сделали надлежащие выводы.

Чего мы ждали? Мы ждали, что, как верно говорил дорогой наш товарищ Ленин, война империалистическая перерастет в войну революционную, классовую. Действительно, так и случилось. Однако же не были учтены глубокие корни национальной розни, зачастую — ненависти, которые имеют место в обломках бывшей Российской империи, присоединенных царизмом вопреки народной воле. Не были проведены или же были проведены ненадлежащим образом организационные мероприятия, которые бы разъяснили наши цели трудовому народу. Местное население воспринимало бы нас не как захватчиков, а как освободителей. В этом наша главная стратегическая ошибка.

Теперь мы должны сделать все, чтобы избежать этого.

Но кроме политической ошибки мы также должны признать и чисто военную: европейские театры военных действий сейчас настолько насыщены вооружением и опытными боевыми кадрами, что мы, имея в руках лишь молодую, что греха таить — порою слабо обученную Красную Армию, с военной точки зрения, обладали крайне малыми шансами на победу.

Сейчас политическая и военная ситуация в корне изменилась. Мы видим, что желанный мир принес Европе не меньше, а порой и больше тягот и невзгод, чем война. Пролетарии готовы нас поддержать, но буржуазия, контролирующая армию и полицию, тоже не дремлет и готова отразить удар с нашей стороны.

А это означает, что мы не можем сейчас начинать поход в Европу. Однако, как говорят наши специалисты, не стоит штурмовать стену там, где она толще всего. Мы должны ударить в мягкое подбрюшье нашего самого оголтелого врага — Британии. А подбрюшье английского льва находится в Персии, Афганистане и, конечно же, Индии. Вот приоритетное направление, товарищи! Поэтому мы должны активизировать — всемерно активизировать — нашу работу в Средней Азии и Закавказье, чтобы не пытаться, как мы уже пробовали, спичкою поджечь ледяную глыбу, а создать все условия для единого массового выступления на Востоке — в британских колониях. Я предлагаю направить лучшие кадры: в Среднюю Азию — товарища Фрунзе, моего заместителя по армии, а в Закавказье — нашего верного, испытанного товарища, опытнейшего революционера и партийного организатора — Иосифа Виссарионовича Сталина! Я считаю, неразумно держать в Москве, пусть даже на такой ответственной должности, как секретарь ЦК партии, столь энергичного вожака народных масс, тем более хорошо знающего местную обстановку. Кто «за», товарищи? — Троцкий обвел собравшихся взглядом. — Большинство. Уважаемый Иосиф Виссарионович, надеюсь, вам хватит месяца, чтобы сдать дела новому секретарю и предоставить для обсуждения в ЦК ваш план действий.