Облегчившись, Даг подумал о том, чтобы еще поспать, потому что пронизывающая его до мозга костей усталость никуда не делась. На болоте царили тишина – обычно в этот час ночь была бы полна кваканья лягушек, голосов насекомых и птичьих криков – и странное отсутствие запахов. Туманный воздух должен был бы пахнуть обычной болотной жизнью или смердеть смертью... что ж, разложение, конечно, наступит – через неделю, через месяц или будущей весной, и это, как ни отвратительна окажется вонь, станет первым признаком возвращения жизни, обновления опустошенной земли – гниль обладает собственным вполне живым Даром.

Даг обвел взглядом рощу; костер светил между деревьев, как фонарь. Даг вспомнил свое первое появление здесь – неужели это было только накануне? Если полночь миновала – Даг посмотрел на звезды, чтобы определить время, – можно было бы сказать, что прошло два дня, хотя это ничего особенно не меняло. Задумчиво нахмурив брови, Даг старательно отсчитал две сотни шагов от рощи и уселся на пень, вытянув ноющие ноги. Раз он раньше приоткрывал свой Дар на таком расстоянии, не приведя в действие западню, наверное, можно сделать это снова.

Впервые за много часов приподняв завесу с Дара, Даг даже зашипел от неожиданности. Мари назвала состояние его Дара онемением, но это никак не соответствовало той пульсирующей боли, которую он испытал. Обычно Даг обращал на свой Дар так же мало внимания, как и на тело – они смыкались без всяких усилий. Теперь же, собравшись обследовать пленников Злого, Дар которых все еще оставался скованным, Дар обнаружил, что его внутренние чувства обращены исключительно на него самого.

Дар его правой руки все еще сохранял тепло – последние следы целительного подкрепления, которое Даг то ли вырвал, то ли получил в подарок от подмастерья Хохарии. Со временем это подкрепление медленно растворится, теряя качества Дара донора и обретая свойства собственного Дара исцеленного – примерно так же, как пища постепенно входит в состав тела. Последние следы этого исчезнут окончательно через несколько недель. Что же касается Дара левой руки...

В настоящий момент призрачная рука отсутствовала. Дар руки был испещрен дюжиной темных пятен, черных провалов, похожих на дырки, прожженные в ткани разлетевшимися искрами. Еще несколько таких же повреждений нашлись на шее и левом боку. Их окружали серые кольца – узкие полосы омертвления. Это не было просто исчезающим следом хватки Злого, какая пришлась на долю Утау, хотя эхо таких ран Даг ощущал тоже. Пятна были, как понял Даг, клочьями Дара Злого, которые он вырвал в той отчаянной ночной схватке. Ничего подобного Даг раньше никогда не видел, но сразу же опознал. Их совершенное соответствие друг другу казалось странно знакомым.

С другой стороны, он никогда раньше не встречал никого достаточно безумного, чтобы попытаться вырвать Дар Злого. Может быть, он получил объяснение того, почему такой способ не рекомендуется? Увечье или выздоровление тела вело к повреждению или исцелению Дара; лишение Дара или длительное соприкосновение с омертвением убивали тело. Так какое воздействие оказывает на его тело это загадочное заражение? Ничего хорошего, решил Даг. Руководствуясь такой картой, он мог отследить глубинные источники боли в теле, порожденные повреждениями Дара, хоть они и не слишком отличались от его общего болезненного состояния. Боль обычно говорит о причиненном вреде. Так какого рода был этот вред?

Что происходит? То ли медленное поглощение этой пульсирующей серости Даром Дата, то ли... то ли распространение омертвения? Даг сглотнул и прислушался к себе, но не смог обнаружить различимых перемен.

«Этого и следовало ожидать» – Даг почти услышал голос Фаун. Что сообразительная крестьянская девушка сказала бы по поводу случившегося с ним? Каковы возможные последствия?

Ну что же... Его Дар может медленно исцелить себя, как это происходит с любой раной. Однако возможно, что Дар окажется не способен себе помочь, пока не устранены источники омертвения, так же как плоть не может начать заживать, пока из раны не извлечена стрела. Иногда, хоть и редко, в теле остается острие, которое невозможно извлечь; такая рана закрывается, но бывает, что снова воспаляется. Или... может быть, омертвение распространяется быстрее, чем Дар восстанавливает себя? В таком случае...

«В таком случае я вижу перед собой смертельную рану». Смертность вливается медленно, как загустевший на холоде мед, но неотвратимо, как время.

«Ох нет, Искорка, мы же так недолго были вместе...»

Неожиданное озарение заставило Дага попробовать ухватить призрачной рукой источник скверны, вырвать его и отбросить подальше... только возможно ли разорвать собственный Дар? Однако странная сила не откликнулась на зов Дага. Тогда он стал растирать правой рукой левый бок, приказав Дару руки проникнуть внутрь, но это оказалось так же невозможно, как добиться, чтобы плоть проникла сквозь плоть. Попытка только привела к тому, что левый бок свела судорога.

Перед внутренним взором Дага предстала еще более ужасающая картина. Как говорили, частицы первого Злого разлетелись по всему миру и заразили его. Что, если каждый из попавших в него фрагментов обладает такой же способностью?

«Не могу ли я превратиться в Злого? Или стать кормушкой для зародышей?»

Даг опустил голову на колени и вцепился рукой в волосы, тяжело дыша открытым ртом.

«Ох, отсутствующие боги, неужели вы ненавидите меня настолько сильно?»

Он может породить дюжину Злых... или нет, самый сильный, несомненно, поборет и съест остальных и останется единственным победителем... кого? Как только юный Злой пожрет весь Дар и всю жизнь тела, в котором живет, он предположительно должен умереть... если только не найдет способ вырваться на свободу.

Даг в панике хватал ртом воздух, но через некоторое время сглотнул и выпрямился.

«Почему бы не вернуться к идее смертельной раны?»

Что, если он носит в себе не семя, из которого может вырасти Злой, а каплю крови твари, несущую ядовитый Дар, но неспособную к независимому существованию? Даг осторожно снова направил свои чувства внутрь – и правда, он не ощутил той ауры рождающейся личности, которая окружает даже самого маленького, еще неподвижного Злого. Отрава, конечно, есть. Но он может жить... и быть счастливым с этим...

Даг просидел несколько минут в безмолвной темноте, борясь с ознобом, потом снова заглянул в себя. Никаких перемен. Похоже, он все-таки не рассыплется немедленно в серую пыль. Что ж, это означает, что утром он обречен снова взвалить на себя всю ответственность. Значит... У него ведь было какое-то основание для того, чтобы прийти сюда. Что же это было?

Даг сделал глубокий вдох и очень осторожно стал расширять зону восприятия своего Дара. Окружающая скверна покусывала его, но на это можно было не обращать внимания. Даг нашел засохшие деревья рощи, глиняных людей в их сырых колыбелях в низине, дозорных, несущих ночную вахту. Он обогнул пленников, Дар которых оставался скованным, едва коснувшись их своими чувствами. Раньше он обнаруживал поток Дара, устремлявшийся в земле к питомнику глиняных людей и питающий их. Сохраняется ли он?