Только теперь я заметила, что сумки рядом нет.

Боже! Ну как можно было купиться на этот трюк?! Как?!

Я стояла, припарковавшись совсем недалеко от того места, где меня так жестоко разыграли дружки лихача. У меня почему-то не вызывало сомнений, что все это одна шайка-лейка. Передав мне деньги, сам лихач спокойно ушел. А его подельники на двух машинах уже караулили меня где-то снаружи. Один вынудил меня разблокировать двери. А пока я ползала, другой – кто-то очень ловкий из припаркованной сзади «копейки» – стащил мою сумку. Вот и вся недолга. Впрочем, это уже было недоказуемо. Никаких номеров я все равно не запомнила.

Глаза мои оставались сухими. Хотя это была катастрофа. Я даже еще не расплатилась с Мишей за этот месяц!

А на что мы, собственно, будем жить? Чем я буду кормить детей? И тот и другой уже успели привыкнуть к свежим фруктам и овощам, к парному мясу… Да и это бы ничего! Но там в сумке было вообще все – все сбережения, все документы!

В прежние времена я непременно залилась бы горючими слезами. А теперь нет. Складывалось впечатление, что за истекший период Всеволод высосал из меня всю влагу. Или это действительно так беременность сказывалась?

Оксанка, услышав новость, воскликнула:

– Не, ну ты лошара, Балагура! Ты же идиотка, ты хоть это-то понимаешь!

– Оксан, прошу тебя, не кричи на меня, – поморщилась я. Мы сидели в многолюдном «Ростиксе», куда Оксанка со Славиком в конечном счете и забрели. Здесь же, за порцией какого-то несусветного ужаса, меня и дожидались.

– Ну а что мне делать? – несколько поостыв, сказала Оксанка. – Пожалеть тебя? Какая ты бедненькая?

– Хотя бы… Мы теперь вообще без копейки денег остались. Еще и документы! – Я утомленно прикрыла глаза. – О-о-ох, что же я невезучая такая? Теперь, чтобы восстановить, годы потребуются. Хорошо хоть все, что касается оформления Славика, вчера в опекунском оставила. Иначе это было бы…

– Это была бы жопа! – закончила за меня Дорохова. – Прости, малыш.

Малыш сидел притихший, с сострадательным видом слушал весь разговор.

– Ладно, Польчик, не отчаивайся! – стала искать Оксанка положительные моменты. – Во всем есть свои плюсы. Документы для опекунского целы – уже хорошо. Твои документы и документы на машину, я надеюсь, подбросят. Точнее, отдадут за вознаграждение. Ну а что касается денег, так ведь деньги – грязь. Где-нибудь по сусекам обязательно заваляются.

Поскребем-поскребем, глядишь, и наскребем тебе на хлеб насущный…

И Оксанка оказалась права. Все уладилось.

Уже на следующий день мне позвонила какая-то женщина и сообщила, что нашла сумку с документами. Готова была вернуть за скромное вознаграждение, размер которого сама же и обозначила.

Три тысячи рублей! Одна-ако!

Разумеется, ни о каких деньгах, находящихся в сумке, она и понятия не имела.

Ну конечно! Небось хорошо кутнула на них со своими дружками в ресторане кавказской кухни?

Встречаться с находчивой женщиной мы ездили на пару с Оксанкой. Больше, я зареклась, никаких сомнительных рандеву в одиночку! Подруга внесла за меня сумму залога. Другую же сумму, несколько превосходящую первую по размерам, выдала на руки мне самой. Как она выразилась, на поддержание штанов.

И все бы ничего, но вечером того же дня надо мной нависла угроза выкидыша.

Я как-то не сразу обратила внимание на тянущую боль внизу живота. Потягивать начало еще вчера, после всех этих перипетий – сначала с Всеволодом, потом с кражей сумки. В общем, очередному приступу значения я не придала. Думала, так надо. Пошла, как обычно, принять душ перед сном.

Под напором горячей воды боль несколько обострилась. И я поспешила увернуть кран, но тут обнаружила, что вместе с мыльной пеной в сток стекается кровь. От этого зрелища я едва не потеряла сознание. Будто эта кровь выходила не из меня, а из него – моего крошечного младенца. Затягивая в воронку его только еще зародившуюся жизнь.

– Нет, – трясущимися губами прошептала я.

Осторожно вылезла из ванной. Осторожно замоталась в полотенце. Все очень осторожно. Неся себя, как хрустальную вазу. Ведь мне нужно было беречь себя, чтобы уберечь его!

Выйдя из ванной, я сама себе вызвала «скорую». Мои домочадцы уже спали, и я подумала, что так оно, пожалуй, и к лучшему.

Ни к чему, чтобы кто-то задавал мне вопросы. Я все равно никому ничего не скажу! Буду молчать как партизан, лишь бы не сглазить! Лишь бы не навредить сказанным по неосторожности словом, допущенной по недоумию мыслью. Это потом, когда у меня народится здоровущий богатырь – весь в папаню – я покажу его и бабуленьке, и маме, и Славику. Все познакомятся с ним. И все полюбят. Но не теперь. Теперь я буду молчать!

Была бы у меня такая возможность, я бы ничего не сказала и молодому смышленому врачу, приехавшему на вызов. Но такой возможности не было. Пришлось открыться специалисту.

Порасспросив меня, что да как, да на каком я сроке, доктор немедленно приказал собираться.

– Поедете в Остроумовскую больницу, – заполняя какой-то бланк, сообщил он. – Это в Сокольниках. Там очень хорошее гинекологическое отделение.

– А может быть, можно обойтись без больницы? – с надеждой воззрилась я на него.

– Ну, если вы хотите сохранить беременность, – щелкнув ручкой, приостановил врач заполнение формы, – то нельзя. А если не хотите, пожалуйста, оставайтесь дома. Никто вас силой тащить не будет. Но учтите, могут возникнуть осложнения! Так как, поедете?

– Да, поеду! – не колеблясь более ни минуты, сказала я.

И принялась поспешно метаться по квартире, собирая вещи.

– Не забудьте паспорт, страховой полис и тапочки! – напутствовал напоследок доктор, изъявивший желание дождаться меня на улице.

Ну, все!

Тапочки, самое главное, положила. Паспорт, полис тоже. Мобильник, халат, ночнушку, зубную щетку, полотенце… Все!

Теперь пойду, предупрежу бабуленьку. И поехала! Боже! Спаси и сохрани!

Я тихонько вошла в комнату бабушки. Та лежала на кровати, почесывая сквозь сон ногу в вязаном носке.

– Бабуленька! – присела я перед ней. Бабушка моментально открыла глаза:

– Чего стряслось?

– Бабуленька, ты не волнуйся! Меня забирают в больницу. Ничего страшного. Но Славику лучше не говори. В школу тебе придется водить его самой. Деньги возьмешь в секретере. Но особенно не расходитесь. Это все, что у нас есть. Вот. Теперь я пошла.

Я поцеловала бабуленьку, намереваясь улизнуть без дальнейших объяснений. Но бабушка уже вцепилась мне в руку:

– Погодь! Какая еще больница? Где у тебя болит, деточка моя?

– Нигде не болит, бабуленька. Просто что-то с желудком. Отравилась, наверное. Спи!