Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сын, из-за которого ее, в конечном счете, не стало.
Том 2
Глава 8
Москва, особняк семьи Корсаковых
— Кто он? — процедил Олег Юрьевич Корсаков, раздраженно стряхивая пепел с сигареты.
Стоящая перед ним дочь чувствовала себя странно: как будто ей снова пять лет и она расколотила папину любимую пепельницу.
— Я спрашиваю: кто он? Тот мужчина, с которым ты гуляешь под ручку по Москве?
Разговор происходил в рабочем кабинете ее отца. Просторном, светлом месте, полном книг, картин, редких безделиц. Ребенком она любила пробираться в отцовскую вотчину, играть на пушистом ковре и воображать, что когда-нибудь и у нее будет такой же роскошный, красивый кабинет. Только не такой прокуренный.
— Мой одногруппник, — нехотя ответила девушка. — У него тоже первый разряд по магии, мы тренируемся вместе.
Отец был крайне зол, и девушка не до конца понимала, в чем проблема. Все-таки они не аристократы, чтобы искать тройные намеки в каждом чихе.
— И ты знаешь, что он из себя представляет? — задал новый вопрос Олег Юрьевич.
— Вполне, — кивнула Василиса. — Он сильный боец, благородный человек, хоть и без титула. Сирота.
— Сирота! Голодранец! — рявкнул отец и тяжело закашлялся.
Василиса прикрыла глаза. Она всегда так делала, когда на отца накатывал этот ужасный, пугающий кашель. Потому что все знали — это предвестник грядущей трагедии. Знали, но ничего не могли с этим поделать, а потому — девушка прикрывала глаза.
— У меня здесь ворох предложений о помолвке от богатейших людей страны, а ты решила связаться с нищим оборванцем! — продолжил отец, словно бы не прерывался на приступ чудовищного кашля.
Василиса поджала губы.
— Я не собираюсь сейчас замуж, я только поступила.
— Такими темпами и не доучишься! — отрезал Олег Юрьевич.
Он затушил истлевшую сигарету, вынул из ящика стола какой-то документ и швырнул его на стол.
— Читай.
Василиса взяла в руки лист плотной, дорогой бумаги с завитушками и золотым тиснением. Смотрела на текст и чувствовала, как земля пытается уйти из-под ног.
— Это… Что? — произнесла девушка, с трудом протолкнув слова.
— Это предложение от рода Строгановых. Ты очень приглянулась их наследнику на городском выпускном балу.
Василиса чуть нахмурилась, пытаясь вспомнить, где же она там успела повстречаться с наследником одной из богатейших фамилий промышленников.
Городской выпускной бал организовывали для лучших учениц и учеников определенных столичных школ. Это было шумное бестолковое мероприятие, где девицы поумнее подыскивали себе кавалеров, а парни побойчее — перспективных жен. Сама же Василиса, не слишком заинтересованная в то время в поисках удачной партии, большую часть мероприятия просидела на диванчике, наблюдая за окружающими, и лишь пару раз выходила потанцевать, чтобы разнообразить свое времяпрепровождение.
Да, действительно, среди счастливчиков, с которыми она танцевала, был Федор Строганов — симпатичный высокий парень, с великолепными манерами и хорошо подвешенным языком.
— Папа, я танцевала с ним всего один танец, — Василиса подняла глаза на отца. — Как я могла ему приглянуться?
— В мое время этого было вполне достаточно, — отмахнулся Олег Юрьевич. — Я уже дал предварительное согласие, и мы обговорили основные пункты договора.
— Какого договора⁈ — округлила глаза девушка. — Я его даже не знаю!
— Познакомишься еще до свадьбы, времени хватит.
— Я не согласна, — покачала головой Василиса.
— А я тебя не спрашиваю! — рявкнул отец, снова теряя терпение. — У меня нет времени вытирать тебе сопли, пока ты сможешь найти свой путь в жизни. У меня вообще не осталось времени!
Корсаков прикрыл глаза и сжал зубы, стараясь удержать рвущийся из глотки кашель. Не сразу, но ему это удалось, и мужчина заговорил уже тише.
— Меня скоро не станет…
— Папа…
— Молчать! Меня скоро не станет. Наш род небогат, и многие договоры держатся только на моем слове. Твой брат еще не успел войти в силу, и судьба может сложиться так, что ему придется начинать все сначала. Но он — мужчина. Он может работать хоть таксистом, хоть грузчиком, пока снова карабкается вверх по социальной лестнице. Ты — нет.
— Папа, я сильный маг, я смогу о себе позаботиться, — возмутилась девушка.
— Это ты кому-нибудь другому расскажешь, какой ты сильный маг, — усмехнулся мужчина. — Я-то знаю, что твоя физическая подготовка оставляет желать лучшего. Кому нужен сильный маг, который даже марш-бросок без нагрузки преодолеть не сможет?
— Папа, ты…
— Я не хочу, чтобы ты осталась с голой жопой, потому что какой-то мудак запудрил тебе мозги, — перебил ее Олег Юрьевич. — Вся эта гормональная любовь быстро кончится, и что ты будешь делать?
— Ты не прав, Александр, он…
— Да мне плевать, кто он. Он — никто, пустое место. Без денег, без связей, без возможности обеспечить тебе достойное будущее. Пойдет в военные — будешь мотаться с ним по всем гарнизонам страны, без своего угла. Пойдет в дельцы — прогорит на раз. А если будут дети? А если нужна будет хорошая медицина? А если развод? Безымянные не слишком-то держатся за обременяющие связи, дочка.
Василисе хотелось кричать. Хотелось вопить и бить все его чертовы пепельницы в доме. Отец был неправ, она знала это, чувствовала той самой женской интуицией, в которую не верят мужчины.
Но отец — купец, делец, предприниматель. Он понимает язык выгоды даже лучше, чем язык логики или силы.
— Я услышала твои аргументы, — медленно проговорила девушка. — И готова выдвинуть предложение. Дай мне год. Если за год я смогу обеспечить себя сама, то выберу мужа по своему усмотрению. И ни ты, ни кто-либо другой не посмеет указывать мне, как мне жить.
— У меня может не быть года, дочка, — тяжело вздохнул Корсаков.
— Возможно, — кивнула Василиса. — Но бумага не болеет и не умирает. Если за год я не смогу создать дело, что сможет меня прокормить, я выйду замуж за того, кого ты выберешь. Если нет — все договоренности аннулируются.
Олег Юрьевич крутил в пальцах зажигалку, молчал и долго смотрел на свою дочь. Она была безумно похожа на его давно покинувшую этот мир супругу. И внешностью, и волей, и даже интонациями голоса.
Но хваткой, о, деловой хваткой девчонка пошла в него. Теперь Корсаков это видел. Перед ним стояла не маленькая девочка в белых чулочках, а хищный зверь, готовый вырвать свое у жизни зубами.
— Хорошо, — наконец, произнес Корсаков. — Договор.
— Договор, — кивнула Василиса, с трудом сдерживая вздох облегчения.
Императорский Московский Университет, Александр Мирный
— Что скажешь? — спросил я Ивана на следующее утро.
Цесаревич покрутил бумажку, задумчиво посмотрел на надпись.
— Ну, на технический осмотр сдать машину, очевидно, все же придется, — прокомментировал Новиков.
— Думаешь, по мою душу? — с сомнением спросил я.
— Даже не сомневаюсь, — хмыкнул цесаревич. — Кому тот визглявый пшек нужен? То ли дело ты. Бельмо на обоих глазах высшего общества!
— Да я вообще думал тихонечко в сторонке постоять! — возмутился я.
— Ты явился, и этого достаточно, — покачал головой Иван.
— Тяжелый случай, — вздохнул я.
— Не «тяжелый случай», а «высшее общество», — поправил меня сосед по комнате. — Со временем привыкнешь и перестанешь путать эти понятия.
В ответ я лишь закатил глаза.
А за завтраком пришлось решать сразу несколько вопросов, и, честно сказать, от их банального наличия у меня поднималось настроение. Потому что жизнь моя начала походить на ту, к которой я привык в прошлом мире. Машине нужен сервис, сотрудникам — мотивационно-стимулирующие пинки, а на работе черт ногу сломит.
Красота.
— Андрей, а у тебя, наверное, к эвакуатору и сервис прилагается? — спросил я, когда вся компания собралась за столом.
Лобачевский, печально смотрящий на невкусную и здоровую овсяную кашу, поднял на меня взгляд.
— А?
— Машину, говорю, проверить бы после Новака, — пояснил я.
— Зачем? — не понял боярич. — Это ж «Руссо-Балт». По ним даже если молотком стучать — и то не факт, что поломается.
— Для спокойствия души, — с улыбкой пояснил я.
— Сервис есть, — нехотя подтвердил парень, — но сразу предупреждаю, недешевый.
— Ничего не имею против недешевого сервиса, но еще хотелось бы, чтобы там работали пряморукие механики.
— Обижаешь! — возмутился Лобачевский.
— Да, Александр. Ну как ты можешь, — вклинился в диалог Нахимов. — Андрей туда практически как домой ездит!
Парни посмеялись, а Лобачевский выдрал лист из тетради, больше напоминающей блокнот в кожаном переплете, и написал на нем номер и имя.
— Это номер Георгия Петровича. Скажешь, что от меня. Обрисуешь проблему