Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Лазарь. Какими судьбами…
Его первый ученик, предавший учителя и перешедший на сторону Храньи, не ответил. Лишь смотрел остекленевшими глазами и скалился редкими зубами. На губах и в усах запеклась кровь.
— Я сочла, что вам будет интересно.
— Мне интересно. Благодарю. Где ты его встретила?
— Выследила. Он любил охотиться в парках.
— Проблем с ним не возникло?
— Арлекин ранен. Легко. К завтрашней ночи будет в порядке. Что прикажете делать с головой?
— Выброси. Думаю, не время отправлять Хранье посылки. Пусть гадает, что произошло.
Норико взяла голову за волосы и вынесла прочь. Господин Бальза посмотрел на рисунок, висящий на стене:
— Убивать вас поодиночке — просто. Но слишком долго. И невыгодно. Пропадут еще двое, ну… трое. И остальные поймут, что к чему. Начнут искать. Будут настороже. Нет, следует действовать более радикально.
Он подумал о том, что пришла пора задуматься о новообращенных. Один у него на примете был, но вряд ли этому обрадуется Кристоф. А малочисленный клан Нахтцеррет сейчас не в той форме, чтобы конфликтовать с кадаверцианом из-за мальчишки. Пускай и настолько ценного.
— Пожалуй, с ним придется подождать до лучших времен…
Его разговор с самим собой оборвала Рэйлен:
— Нахттотер! Норико просила передать вам вот это. Она нашла их в кармане пальто Лазаря.
Миклош кончиками пальцев взял маленькую разноцветную картонку и пробежал по ней глазами.
— Хранья собирается устроить бал в моем доме?.. — точно гарпия прошипел он. — Бал в «Лунной крепости»?! Как будто Нахтцеррет — это фэриартос?! Какое позорище!
Он швырнул приглашения на пол, встал, подошел к рисунку на стене и покачался на носках, стараясь взять себя в руки. Затем превратил свое творчество в черный песок, улыбнулся и поднял билеты.
— Где мой мобильник?
— Не знаю, нахттотер.
— Так узнай! Найди его! Сколько я могу ждать?! Впрочем, стой! Все равно эта дрянь мне не нужна. Дай свой.
Рэйлен нахмурилась, здраво опасаясь за судьбу своей электронной игрушки, но перечить не решилась и протянула господину Бальзе черный коммуникатор.
Тот по памяти ввел номер и терпеливо считал гудки. Когда трубку сняли, он сказал:
— Рогнеда, здравствуй. Это я. Мне нужно с тобой встретиться.
Машина едва ползла по узкой лесной дороге, приглушенно рокоча двигателем. Лохматые растопыренные еловые лапы то и дело с неприятным шелестом били по бокам внедорожника.
Миклош Бальза с некоторым напряжением поглядывал на мрачный мир за тонированным стеклом. Отношение к лесу было обычным для рыцаря ночи — все, что не походило на ухоженный английский парк, несло в себе затаенную опасность. Он с самого детства ощущал скрытую угрозу, исходящую от подобных мест — хищники, никакого комфорта, и под каждым кустом зараза. Только вриколакосы могли избрать такое зоной своего существования. Именно существования, а не жизни.
— Гадкое местечко, — произнес он.
Норико, сидевшая с закрытыми глазами, не шевельнулась, зато Рэйлен, снова устроившаяся на месте рядом с водителем, повернула голову:
— Йохан всегда говорил, что перебить вриколакосов можно, только если вырубить все леса.
— Чумной иногда порол чушь! — отмахнулся Бальза. — В моих глобальных планах на первом месте стоит «мировое господство», а на втором «резервации — людям». И в нем точно нет пункта «вырубка всех деревьев под корень». Даже ради того, чтобы выкурить Иована из его берлоги. Запомни, Цыпленок, — следует отделять друг от друга важные цели и мелкие, досадные, блохастые, но совершенно незначительные хвостатые неудобства.
— Как скажете, нахттотер.
— Так-то лучше. Далеко еще?
Рэйлен сверилась с GPS:
— Метров триста.
Внедорожник остановился, и Арлекин с сожалением произнес:
— Простите, нахттотер, но машина дальше не пройдет.
Миклош тут же обругал все собачье племя, неспособное поговорить в более приятном и удобном месте и заставившее его тащиться в дремучую чащобу.
Рэйлен открыла ему дверь, он выбрался, на ходу наматывая шарф. Требовательно протянул руку, получил трость.
— Впереди тропа, — сказал испанец.
— Проверь, — негромко приказала Норико.
Арлекин кивнул и почти сразу же скрылся за елями.
Нахттотер вдохнул воздух, который сегодня был необычно влажен и свеж. Пахло наступающей на зиму весной, тяжелым еловым духом и чем-то застарелым, еще прошлогодним, оставшимся здесь со времен поздней осени. Это были не те ароматы, что ценил рыцарь ночи.
— Нахттотер, позволено ли мне будет сказать… — Рэйлен волновалась, и это было заметно.
— Я и так наизусть знаю, что ты мне скажешь! — перебил ее Миклош и писклявым голоском продолжил: — Нахттотер, это может быть опасно! Нахттотер, вас могут убить. Нахттотер, я, как ваш телохранитель, хочу заметить… Тьфу! Порой мне кажется, что Йохан не умер, а вселился в твою голову! Тебе передалось его нытье. А я уж думал, что Основатель меня от этого избавил. В чем я перед ним провинился, хотел бы я знать?!
— Но на вас и вправду могут напасть! — запротестовала девушка.
— Напасть на меня? Кто?! Эти трусливые собаки, трясущиеся друг за друга, словно они одна большая семья?
— Они и есть семья, — мрачно напомнила ученица Чумного.
— Именно! — Господин Бальза назидательно поднял указательный палец. — Именно поэтому все пройдет без сучка и задоринки. Потому что, если случится нападение — мы дорого продадим свои жизни, а, следовательно, стая потеряет нескольких родственничков. Поверь, для настоящей семьи — потеря любого, даже самого блохастого, тупого и воющего на луну — критична.
Вернулся Арлекин:
— Все чисто. Там, впереди, поляна.
— Веди.
Испанец пошел первым, за ним Норико, следом Миклош. Последней, сердито и с некоторой обидой на то, что к ней не прислушиваются, шла Рэйлен.
С верхних ветвей падал мокрый снег. Темные, блестящие волосы японки стали белыми, рыцарь ночи ворчал, стряхивая снежинки с рукавов пальто, и ежился.
— Вы ей доверяете, нахттотер?
— Ты все никак не угомонишься, Цыпленок? Я никому не доверяю.
— Но тогда поче…
— Потому что пора переходить к решительным действиям! И — да. Я не боюсь, что Рогнеда проболтается. Во всяком случае, не в эту ночь. Ты невыносимо сопишь, когда чем-то недовольна. Пора научиться себя контролировать. Сделай милость — задай свой последний на сегодня вопрос, а потом замолчи и займись делом. Я устал с тобой возиться.