— А вы не наш таинственный незнакомец? — спросила она.

Ребус поставил стакан.

— Что?

— Элли! — остерегающим голосом одернул ее муж.

— Дело в том, — сказал она, убирая пудреницу, — что Клайду кто-то назначил встречу в этом баре. А кроме вас, здесь никого нет. Ни имени, ни всего остального он не сообщил.

— Просто недоразумение, только и всего, — сказал Клайд. — Соединили не с тем номером.

Но он тем не менее вопросительно посмотрел на Ребуса. Тот кивком подтвердил его догадку.

— Уж что таинственный — это точно.

Перед Ребусом появился новый стакан, и бармен решил, что он заслужил еще порцию орешков.

— Сланджи, — сказал Ребус.

— Сланджи, — сказали муж и жена.

— Я опоздала? — спросила Пейшенс Эйткен, проводя рукой по спине Ребуса. Она уселась на стул, отделявший Ребуса от туристов. Клайд по какой-то причине теперь снял свою шапочку, под которой обнаружились довольно густые волосы, зачесанные назад.

— Пейшенс, — сказал Ребус, — позволь представить тебе…

— Клайд Монкур, — с явным облегчением проговорил человек. От Ребуса определенно не исходило никакой угрозы. — Это моя жена Элеонора.

Ребус улыбнулся:

— Доктор Пейшенс Эйткен, а меня зовут Джон.

Пейшенс посмотрела на него. Он редко использовал слово «доктор», представляя ее. И почему он не назвал свою фамилию?

— Послушайте, — сказал Ребус, глядя сквозь нее, — а не удобнее ли нам будет за столиком?

Они сели за столик на четверых, тут же подошла официантка, принесла маленький поднос с закуской, уже не только орешки, а черные и зеленые маслины и сырные палочки. Ребус принялся уминать солененькое. Да, выпивка дороговата, зато закуска дармовая.

— Вы в отпуске? — спросил Ребус, чтобы завязать разговор.

— Угадали, — сказала Элеонора Монкур. — Мы просто в восторге от Шотландии.

Тут она стала перечислять, что особенно приводит ее в восторг: много всего, от резкого звука волынок до обдуваемого ветрами западного побережья. Клайд не прерывал ее, попивая из своего стакана и время от времени покручивая в нем лед. Иногда он отрывал взгляд от виски и переводил его на Джона Ребуса.

— Вы бывали когда-нибудь в Штатах? — спросила Элеонора.

— Нет, никогда, — ответил Ребус.

— Я была два раза, — сказала Пейшенс, удивив его. — Раз в Калифорнии и раз в Новой Англии.

— Осенью?

Пейшенс кивнула.

— Настоящий рай, правда?

— А вы не из Новой Англии? — спросил Ребус.

Элеонора улыбнулась:

— Нет-нет, мы с другой стороны. Из Вашингтона.

— Из Вашингтона?

— Она имеет в виду штат Вашингтон, — пояснил муж. — Не Вашингтон в округе Колумбия.

— Мы живем в Сиэтле, — сказала Элеонора. — Вам бы понравился Вашингтон. Он такой дикий.

— Она имеет в виду «необжитой», — пояснил Клайд Монкур. — Добавьте счет за это к нашему общему. Вот наш номер, мисс.

Пейшенс заказала лагер и лайм, и официантка принесла заказ. Ребус внимательно смотрел, как Монкур достает из кармана ключ. Официантка записала номер.

— Предки Клайда родом из Шотландии, — сказала Элеонора. — Откуда-то из-под Глазго.

— В Килмарноке.

— Точно, в Килмарноке. Их было четверо братьев. Один уехал в Австралию, двое в Северную Ирландию, а прадедушка Клайда отправился из Глазго в Канаду вместе с женой и детьми. Он проехал всю Канаду и обосновался в Ванкувере. А уже дедушка Клайда перебрался в Штаты. У него родственники в Австралии и Северной Ирландии.

— А где в Северной Ирландии? — невзначай спросил Ребус.

— Портадаун, Лондондерри, — сообщила она, хотя Ребус задал вопрос ее мужу.

— Бывали у них когда-нибудь?

— Нет, — сказал Клайд Монкур. Он снова заинтересовался Ребусом, который открыто и прямо встретил его взгляд.

— У нас на северо-западе полно шотландцев, — продолжала щебетать миссис Монкур. — Мы устраиваем шотландские вечеринки и собрания кланов. А летом — хайлендские игры.[99]

Ребус поднес стакан к губам и только тут, казалось, заметил, что в стакане пусто.

— Пожалуй, надо повторить, — сказал он.

Принесли выпивку с новыми резными бумажными подставками под стаканы. Официантка унесла почти все деньги, которые были при себе у Ребуса. Это он, Ребус, анонимным звонком пригласил сюда Монкура, а Пейшенс использовал для усыпления его бдительности — на тот случай, если Монкур окажется умнее, чем предполагал Ребус. Монкуру и рта не нужно было раскрывать — за них двоих говорила его жена, и ничего из ею сказанного даже отдаленно не могло пойти на пользу Ребусу.

— А вы, значит, доктор? — спросила она у Пейшенс.

— Да, терапевт.

— Я восхищаюсь докторами, — сказала Элеонора. — Благодаря им мы с Клайдом как огурчики. — Она широко улыбнулась.

Пока жена говорила, муж разглядывал Пейшенс, но как только она закончила, обратил взгляд на Ребуса. Тот поднес стакан к губам.

— Некоторое время, — сообщала теперь Элеонора Монкур, — дедушка Клайда был капитаном клипера. Его жена родила на борту, когда судно направлялось забрать… что это было, Клайд?

— Груз леса, — сказал Клайд. — С Филиппин. Ей было восемнадцать, а ему за сорок. Ребенок умер.

— И знаете что? — сказала Элеонора. — Они сохранили тело в бренди.

— Забальзамировали его? — подсказала Пейшенс.

Элеонора Монкур кивнула.

— А будь на этом клипере сухой закон, они бы вместо бренди использовали смолу.

— Нелегкая была жизнь, — сказал Клайд Монкур, обращаясь к Ребусу. — Эти люди создали Америку. Выживали только выносливые. Были, конечно, и совестливые, только для совестливости не всегда находилось место.

— Немного похоже на Ольстер, — сказал Ребус. — Туда тоже переехало немало довольно выносливых шотландцев.

— Правда?

Монкур допил свой стакан в тишине.

Все единодушно решили, что больше заказывать выпивку не будут. Клайд напомнил жене, что они перед ужином должны еще совершить прогулку до сада на Принсес-стрит и обратно. Выйдя из отеля, пары обменялись рукопожатиями, Ребус взял Пейшенс под руку и повел вниз, словно они направлялись в Новый город.

— А где твоя машина? — спросила она.

— На Джордж-стрит. А твоя?