Нельсон смог — или ему сообщили об этом друзья — ощутить повышенный интерес к себе бульварной прессы. Карикатуры и низкопробные стишки сыпались как из рога изобилия, поэтому у него возникло опасение, как бы его письма к Эмме не стали перехватывать и публиковать их содержание. Он писал от имени рядового матроса по фамилии Томсон, переживавшего за свою возлюбленную, одну из служанок леди Гамильтон, которая должна была вот-вот родить. Томсон чрезвычайно тревожился, ибо не мог жениться на любимой из-за противодействия дяди. Следует учесть, что перед отплытием в поход на Балтику Нельсону удалось вырвать у начальства трехдневный отпуск, и в марте он совершил буквально молниеносный визит в Лондон, где совместно с Эммой навестил свою дочь. Вот что писал он в марте 1801 года:

«Я часто видел и много разговаривал с другом миссис Томсон. Похоже, этот парень глотает все мои слова, когда я завожу речь о ней и его ребенке. Он говорит, что никогда не забудет нашу доброту и нежную любовь к ней и его дорогому, дорогому младенцу. Как тебе известно, я имел счастье видеть его, и никогда более чудесного дитяти не было произведено на свет любыми другими двумя людьми. Это было дитя, зачатое в любви! Я намерен удержать его на борту, ибо знаю, что если они встретятся, то вскоре родят еще одного. Но после нашего двухмесячного похода я надеюсь, что они никогда не разлучатся, и пускай поступают, как им угодно».

Уже 1 февраля Эмма, как ни в чем не бывало, во всем блеске появилась на концерте в доме герцога Норфолкского на Сент-Джеймс-сквер. Нельсон же строил планы о совместном крещении дочери именем Горация[65]и поклялся жениться на ее матери, как только это станет возможно. Он писал Эмме по четыре письма в день, переполненных страстью.

«Я объездил весь свет, побывал во всех уголках, но нигде не видел не только равной тебе, но и кого-либо, хоть отдаленно похожего на тебя…

Я люблю. Никого и никогда я так не любил, как тебя, и ни от кого не слышал таких слов любви, как от тебя, и, слава Богу, никому ты их кроме меня не говорила. В моем сердце, сердце правдивом и отзывчивом, только двое — ты, возлюбленная моя Эмма, и моя страна… Мои чувства обращены к тебе одной… Любовь моя, мой светлый ангел, моя Богом дарованная жена, единственная истинная жена до самой смерти…»

Сохранилось одно из писем, которое не было отправлено по почте, а передано с доверенным лицом, и в нем адмирал уже безо всяких уловок пишет об их дочери:

«Теперь, моя собственная дорогая жена, ибо ты являешься таковой в моих глазах и перед небом, я могу полностью излить свои чувства, ибо Оливер добросовестно доставит сие письмо. Тебе известно, моя дражайшая Эмма, что в мире не существует ничего такого, что я не сделал бы для тебя, дабы мы жили вместе и имели наше дорогое малое дитя с нами… Я люблю, никогда еще не любил никого другую. У меня никогда не было залога любви, пока ты не дала мне его, и ты, благодарение Господу, никогда не дала его никому другому».

В постскриптуме, добавленном на следующий день, он прямо пишет:

«Поцелуй и благослови нашу дорогую Горацию — подумай о сем».

Тем временем Гамильтоны пытались поправить свое пошатнувшиеся финансовые дела и занять долженствующее им положение в лондонском высшем свете. Поместья в Уэльсе приносили незначительный доход, часть коллекций сэра Уильяма погибла при кораблекрушении. Эмма добровольно продала свои бриллианты, чтобы частично оплатить расходы на обустройство в столице. Сэр Уильям был вынужден частично расстаться со своей коллекцией античных предметов и картин, в частности, с портретом Эммы в виде Ариадны, дочери царя Крита Миноса, кисти Виже-Лебрён, написанный в 1790 году. Это привело Нельсона в бешенство.

— Я предпочел бы умереть с голода, нежели продать твой портрет, — заявил он. — Удивляюсь, как сэр Уильям может пойти на сие.

И для спасения этого холста от «позора публичной продажи», он купил его за 300 фунтов, сумму по тем временам солидную.

Чета Гамильтонов попыталась также добиться от правительства воздаяния должного за их прошлые заслуги перед страной. Сэр Уильям потребовал компенсацию за материальные потери, понесенные им во время революционных событий в Неаполе, но казначейство не сочло нужным возместить ему ни одного фартинга. Затем он вступил в некое соглашение со своим богатым кузеном Уильямом Бекфордом (17760-1844), который какое-то время считался самым богатым частным лицом в Англии. Отец, состоятельный землевладелец и хозяин нескольких сахарных плантаций на Ямайке, лорд-мэр Лондона, оставил ему состояние в 1 млн фунтов. Получивший прекрасное образование сынок с младых ногтей отличался буйным нравом. Ему едва исполнилось двадцать, как отцу пришлось срочно отправить его в заграничное путешествие, чтобы замять скандал: женатый Уильям одновременно имел романы не только с замужней кузиной, но и с подростком на восемь лет моложе его. По возвращении он принял решение остепениться, заняв соответствующее положение в обществе. Уильям подбивал сэра Гамильтона купить звание пэров для них обоих — в ту пору еще было возможно приобрести тот титул или получить его через связи в мире политики. В случае успеха кузен брал на себя обязательство выплачивать сэру Уильяму ежегодно по 2000 фунтов.

Мысль стать женой пэра льстила Эмме, ей очень хотелось играть в Лондоне такую же роль, как и в Неаполе. Поэтому Гамильтоны вели широкий образ жизни, устраивали приемы, содержали несколько карет с выездом и множество слуг. Она ухитрилась завязать близкие отношения с сестрой и женой брата Нельсона, их присутствие в гостиной Гамильтонов (слухи о его расставании с женой еще не вышли за пределы узкого круга) придавало определенный блеск ее салону, так что там регулярно собиралась вполне достойная публика. Сэру Уильяму удалось добиться назначения себе пенсии в 1200 фунтов в год; естественно, для этого ему пришлось выставить в наиболее благоприятном свете свои заслуги на дипломатическом поприще в Неаполе. Он не постеснялся приписать себе заслуги жены, но по-иному в то время и быть не могло: мир профессионалов представлял собой вотчину мужчин, и женщинам там делать было нечего.

После балтийского похода Нельсон вернулся на сушу лишь на короткое время, ибо страна все еще нуждалась в его услугах. Перед уходом в новое плавание он попросил Эмму купить для него в тихом месте загородный дом. В нем Гамильтоны могли бы поселиться в любое время, когда почувствуют усталость от городской жизни, а он — наслаждаться их обществом без особой шумихи. Эмма после длительных поисков нашла вместительный старомодный особняк Мёртон-хаус с очень хорошим участком, где они могли бы поселиться вместе с матерью Эммы. Стоил дом недешево, 9 тысяч фунтов (в ценах наших дней примерно 550 тысяч), но желание Эммы было законом для Нельсона, и он приобрел его с трехлетней рассрочкой оплаты. Эмма и ее мать с наслаждением занялись обустройством особняка, а также различных служб, включая свинарник и курятник.