Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И он буквально попел ее дальше — так обычно разговаривают с недоумками:
— А потом он был возле Энди, когда напали на Тессу. — Он помолчал. — Если, конечно, не предположить, что он вдруг отрастил себе крылья и полетел за ней, а потом прилетел назад, когда все было кончено.
Лена бросила на него взгляд, и Джеффри понял, что она, должно быть, сейчас в отчаянном положении и готова ухватиться за любую соломинку. И конечно, отчаяние проистекает от страха. Она что-то скрывает, и Джеффри казалось, ему известно, что именно.
Он перевернул папку и раскрыл перед ней.
— Итан говорил с тобой об этом?
Лена поколебалась, но в конце концов любопытство пересилило. Джеффри смотрел, как она читает досье со всеми подробностями об арестах Итана. Читала она, конечно, по диагонали — просматривала текст, быстро пролистывая страницы с данными о гнусном прошлом Итана.
Дождавшись, когда она закончит, он сказал:
— Его отец вроде как пропагандировал превосходство белой расы.
Она кивнула в сторону досье:
— Тут говорится, что он проповедник.
— Проповедниками были и Чарлз Мэнсон, и Дэвид Кореш, и Джим Джоунс[9], — заметил Джеффри.
— Ну, я не знаю…
— Итан вырос в этой среде, Лена. Его воспитали в ненависти.
Лена откинулась на спинку стула и снова скрестила руки на груди. Джеффри внимательно наблюдал за ней, гадая, стало ли все сказанное для нее новостью или же Уайт опередил его, а заодно и придал всей истории нужный ему акцент.
— Уже в семнадцатилетнем возрасте он был арестован за нападение и нанесение тяжких телесных повреждений, — сказал Джеффри.
— Но его оправдали.
— Только потому, что девушку хорошо напугали и она не стала свидетельствовать против него.
Она махнула рукой в сторону папки:
— Но ведь осужден-то он был за подделку чеков в Коннектикуте. Подумаешь, великое дело! И его условно-досрочно освободили.
Джеффри помолчал, не отрывая от нее взгляда, потом продолжил:
— Четыре года назад была убита девушка, и на месте преступления обнаружили следы шин его грузовичка, что дает основание считать его одним из подозреваемых.
— Как меня сейчас? — с вызовом спросила Лена; слова ее прямо-таки сочились сарказмом.
Джеффри не счел нужным ответить.
— Девушка была изнасилована, а потом убита. Сперма, обнаруженная во влагалище и в заднем проходе, свидетельствовала, что ее насиловали по меньшей мере шестеро, после чего забили до смерти. — Он помолчал. — Только представь, Лена, шестеро!..
Она ответила ему пустым взглядом.
— И там был грузовик Итана.
Лена пожала плечами, но он понял, что се самообладание уже дало трещину.
— Вот на этом его и заловили. Экспертиза доказала полную идентичность следов и рисунка протекторов его грузовичка. Уайт тут же был арестован. — Он постучал пальцем по папке. — И знаешь, как он выкрутился? Просто взял и заложил всех своих приятелей, чтобы спасти собственную задницу, и, как любой другой траханый стукач, признал, что да, был там, к девушке не прикасался. К тому же поклялся при этом на целой стопке Библий.
Она молчала, тупо уставившись в одну точку.
— Думаешь, пока остальные трахали ее по очереди, он просто сидел в своем грузовичке? Или, может, дожидался своей очереди и помогал остальным прижимать ее к земле, чтобы никого не оцарапала? Может, держал за ноги, пока очередной нелюдь удовлетворял свою похоть, или зажимал рукой рот, чтобы не кричала?
Лена не издала ни звука.
— Ну хорошо, сделаем ему уступку — предположим, что все было так, как он говорил. Скажем, он действительно сидел в грузовичке. Сидел и наблюдал, как остальные над ней издеваются. Может, ему и этого было достаточно, чтобы словить кайф, — смотреть, как остальные ее бьют и насилуют, зная, что она совершенно беспомощна и что он мог бы ее спасти, если бы захотел.
Она снова принялась ковырять ранку, а Джеффри смотрел ей прямо в глаза, стараясь не замечать рук.
— Шестеро парней, Лена, — продолжал он. — Они издевались над ней долго, а твой бойфренд между тем сидел в грузовичке и смотрел — если, конечно, все было именно так. А потом они забили ее до смерти. Черт побери, я даже не знаю зачем — к тому времени как они закончили ее трахать, она уже истекала кровью.
Прикусив губу, Лена смотрела на свои руки, но крови, казалось, даже не замечала.
И Джеффри сорвался — на мгновение, но все же потерял контроль над собой.
— Да как ты можешь его защищать? После десяти лет работы в полиции ты горой стоишь за такую мразь!
Эти слова, кажется, что-то в ней затронули, и Джеффри поднажал:
— Лена, этот парень — дрянь. Не знаю, что у тебя там с ним, однако… Господи! Ты же коп! И прекрасно знаешь, как подобные уроды могут обходить закон! На каждую, самую мелкую, улику у них всегда находится дюжина оправданий и объяснений, да еще каких! И они уходят от ответственности. Его папаша тянул срок — большой срок, в федеральной тюрьме — за торговлю оружием. Не какими-то пистолетами — там речь шла о снайперских винтовках и пулеметах! — Он сделал паузу, ожидая от нее хоть какой-то реакции, но тщетно. — Итан рассказал тебе про своего братца?
— Да, — ответила она, но слишком быстро, чтобы это можно было принять за правду.
— Значит, тебе известно, что он в тюрьме?
— Да.
— И ты знаешь, что он сидит в камере смертников за убийство черного? — Джеффри почти кричал. — И не просто черного, Лена. А черного копа!
Лена сидела, уставившись в стол, и он слышал, как трясутся ее ноги, постукивая об пол.
— Твой Итан — полное дерьмо, Лена.
Она покачала головой, хотя прямо перед ней лежало достаточно доказательств.
— Я уже говорила: меня с ним ничто не связывает.
— Да как ты не понимаешь: он скинхед! И не важно, бритый он ходит или длинноволосый. Даже сменив фамилию, все равно он останется расистом и ублюдком, таким же как его папаша и братец.
— А я наполовину испанка, — резко бросила она. — Об этом ты подумал? Если он расист, так чего ж таскается за мной?
— Хороший вопрос, — заметил Джеффри. — Можешь задать его себе в следующий раз, когда посмотришься в зеркало.
Она наконец перестала ковырять шрам и сложила руки на столе перед собой.
— Послушай, — снова начал он. — Говорю тебе это в первый и последний раз, повторять не стану. Что бы тебя с этим парнем ни связывало, что бы он ни натворил, ты должна рассказать все мне. Я не смогу тебе помочь, если ты еще глубже влезешь в это дерьмо.