Кто посвятил в такие чудеса эту молодую пастушку, которая не знала грамоты и не имела случая изучить многосложную науку войны? Я не в состоянии решить сию головоломку, ибо в истории прошлого нет подобных примеров — нет пробного камня. Ведь все исторические полководцы, как бы они ни были даровиты, достигали успеха только благодаря обширным познаниям, тщательному изучению дела и некоторой опытности. Загадка эта не будет решена во веки веков. Я думаю, что эти огромные дарования и способности были присущи ей от рождения и что она применяла их по какому-то безошибочному наитию.

В восемь часов замерло всякое движение, а вместе с ним — все звуки и шумы. Воцарилось немое ожидание. От тишины этой становилось даже жутко, — потому что она предвещала многое. В воздухе — ни ветерка. Флаги на башнях и траншеях повисли, словно бахрома. Все люди, которых мы видели, прервали свою работу и стояли неподвижно: чего-то ждали, к чему-то прислушивались. Мы, окружавшие Жанну, находились на возвышенности. Неподалеку от нас, по обе стороны, простирались переулки жалких предместий. Там было видно много народу — все прислушивались и никто не шевелился. Какой-то торговец собирался вбить гвоздь около двери своей лавки, но он остановился. Одной рукой он придерживал гвоздь, другой — занес молоток; но он забыл обо всем: он смотрел в другую сторону, прислушиваясь. Даже дети, сами того не замечая, побросали свои игры; я видел, как один мальчуган направил тросточку наклонно к земле, чтобы заставить катящийся обруч обогнуть угол дома; он тоже остановился и начал прислушиваться, а обруч покатился дальше уже по своей воле; я видел у открытого окна миловидную девочку, которая поливала из лейки красные цветы, стоявшие на подоконнике, — но вода перестала литься: девочка прислушивалась. Повсюду виднелись выразительные окаменевшие фигуры; повсюду было прерванное движение и царила эта грозная тишина.

Жанна д'Арк подняла свой меч. При этом знаке безмолвие было разорвано в клочки; пушки наперерыв извергали огонь и дым и потрясали воздух раскатистым громом. И с башен и стен города сверкнули ответные стрелы огня, грянул ответный гром, и через минуту скрылись из виду и стены, и башни: на их месте появились огромные пирамиды и горы белоснежного дыма, неподвижно застывшего в мертвом воздухе. Девочка вздрогнула, уронила лейку и ударила в ладоши; в то же мгновение каменное ядро растерзало ее прелестное тело.

Великий артиллерийский поединок продолжался; каждая сторона грохотала с неослабным усердием. Была стихийная красота в этом дыме и грохоте, внушавшая высокий подъем чувств. Несчастный городок, нас окружавший, страдал жестоко. Ядра прорывались сквозь его непрочные строения, разрушая их как карточные домики; чуть не каждую секунду можно было наблюдать, как огромная глыба летит над облаками дыма и, приближаясь к земле, проламывает крышу. Кое-где начался пожар, и вскоре к небу поднялись столбы огня и дыма.

Сила артиллерии вызвала перемену погоды. Сделалось пасмурно и поднялся сильный ветер, разогнавший дым, который скрывал английские укрепления.

Картина, представившаяся нашему взору, была чрезвычайно красива: зубчатые серые стены и башни, развевающиеся яркие флаги, длинные вереницы огненных вспышек и облачков белого дыма — все это с резкой отчетливостью вырисовывалось на фоне темно-свинцового неба. Но тут метательные снаряды начали с жужжаньем разбрызгивать грязь вокруг нас, и я не чувствовал больше желания любоваться зрелищем. Ядра одной из английских пушек все чаще и чаще задевали нашу позицию. Вдруг Жанна указала на пушку и произнесла:

— Дорогой герцог, перейдите на другое место, иначе это орудие убьет вас.

Герцог Алансонский исполнил ее просьбу; но на его место тотчас перешел мосье де Люд, и в одно мгновенье ядро оторвало ему голову.

Все время Жанна выжидала удобную минуту для начала наступления. Наконец часов в девять она воскликнула:

— Пора — идите на приступ! — И рога затрубили атаку.

Тотчас мы увидели, как отряд солдат, для сего предназначенный, двинулся вперед к тому месту, где средоточием наших ядер была на значительном протяжении разрушена верхняя половина стены; на наших глазах этот отряд спустился в ров и начал приставлять штурмовые лестницы. Алансон полагал, что для приступа время еще не созрело. Жанна возразила:

— Дорогой герцог, неужели вы боитесь? Разве я не обещала вернуть вас домой невредимым?

Во рву началась жаркая работа. Наверху стен толпилось множество солдат, и они осыпали нас тучами камней. Какой-то великан англичанин один причинял нам больше вреда, чем дюжина его собратьев. Он все норовил стоять над местами, наиболее для нас достижимыми, и швырял вниз огромные смертоносные камни, которые сокрушали и лестницы и людей; и всякий раз он чуть не надрывался от хохота, радуясь своей удаче. Но герцог свел с ним счеты: он отошел и, разыскав знаменитого пушкаря Жана из Лотарингии, сказал ему:

— Наведи хорошенько пушку и убей мне вон того дьявола.

Тот сделал это с первого выстрела. Он угодил англичанину прямо в грудь и сбросил его со стены в город.

Враг сопротивлялся столь успешно и упорно, что наши солдаты начали проявлять знаки сомнения и беспокойства. Заметив это, Жанна возгласила свой вдохновляющий боевой клич и сама спустилась в ров, причем Карлик ей помогал, а Паладин отважно сопутствовал ей, неся знамя. Она бросилась вверх по лестнице, но увесистый камень ударил по ее шлему и распростер ее на земле, раненную и оглушенную. Но лишь на одно мгновение. Карлик поставил ее на ноги, и тотчас она снова устремилась вверх по лестнице, крича:

— На приступ, друзья, на приступ! Англичане побеждены! Пробил назначенный час!

Войско хлынуло на крепость, грянул гром боевых кликов, и мы, словно муравьи, начали взбираться на стены. Гарнизон обратился в бегство. Мы преследовали. Жаржо в наших руках!

Граф Суффольк был стеснен и окружен со всех сторон. Герцог д'Алансон и Бастард Орлеанский потребовали, чтобы он сдался. Но он был гордый дворянин и представитель гордого народа. Он отказался вручить свой меч людям, занимающим подчиненное положение.

— Скорее умру, — сказал он, — но не сдамся никому, кроме Орлеанской Девы.

И он сдался ей. Она отнеслась к нему учтиво и встретила на правах почетного пленника.

Оба его брата отступали, не переставая сражаться, шаг за шагом; мы теснили их отчаявшийся отряд, истребляя англичан десятками. Так мы добрались до моста, но бойня продолжалась. Александр де ла Поль упал через перила и утонул. Тысяча сто человек пали в этой схватке. Джон де Ла Поль решил прекратить борьбу. Но он был так же горд, как его брат — Суффольк, и почти так же щепетилен в выборе лица, которому он должен сдаться. Ближе всех стоял французский офицер Гильом Рено, упорно на него наступавший. Сэр Джон спросил у него:

— Вы дворянин?

— Да.

— И рыцарь?

— Нет.

Тогда сэр Джон тут же, на мосту, посвятил его в рыцари, прочитав обычную в сих случаях формулу с присущим англичанам хладнокровием и невозмутимостью, между тем как кругом них люди убивали и калечили друг друга. По окончании обряда он поклонился с изысканной учтивостью и, взяв свой меч за лезвие, вложил рукоять его в руку француза, в знак того, что он сдается. Да, гордое племя — эти де Ла Поли.