— Врачи смогут определить, насколько поврежден ее мозг, только после того, как ей станет немного лучше, — сообщила мама. — Но, может быть, она нас слышит: врачи уверяют, что слух пропадает последним из всех пяти чувств. Так что следи за своими словами. Без вставных челюстей она выглядит мрачновато.

Я и забыла, что бабушка такая сухонькая. Казалось, под покрывалом совсем ничего нет. Руки на покрывале тощие, как куриные лапки.

— Мама?

Она цыкнула на меня и подтолкнула вперед.

— Давай-ка сначала позаботимся о его высочестве. — Мама поставила на стул сиденье из машины, в котором красовался мой сын — малыш был весь раскрасневшийся с дороги, — и пододвинула стул для меня. Потом она тоже села и стала распаковывать подарки, которые прислали друзья и знакомые бабушки.

— Я подумала, что надо рассказать ей о подарках. Даже несмотря на то что она не может их увидеть, но вдруг все-таки меня услышит. Ей будет очень приятно, что столько людей помнят о ней.

Мама! — Она подалась вперед и повысила голос. — Мама, здесь Шарлотта с малышом, они приехали тебя навестить. А я принесла подарки и открытки. В церкви все время справляются о тебе. К тому же, наверное, за тебя уже много раз молились. Викарий передает тебе огромный привет. — Мама покопалась в пакете. — У меня тут столько всего. Хочешь, выложу подарки на кровать? Нет, лучше не надо, а то еще запутаются во всех этих трубках. Ладно. Айви передала тебе бумажные платочки с ароматом лимона, думаю, они тебе пригодятся. — Она положила их на прикроватный столик. — А Мод велела передать тебе пачку «Woman’s Weeklies» и туалетную воду. Миссис Уотерс из библиотеки прислала тебе большую коробку мятных леденцов, вот она, а Рини передала баночку крема для рук с запахом жимолости. Хочешь, я намажу?

Бабушка молчала. Это было ужасно. Но мама продолжала весело болтать с ней:

— А еще тут много открыток, сейчас прочитаю. Ой, тут еще бутылка витаминизированного напитка от Дебби и коробочка мятных ирисок «Uncle Joe’s Mintballs» от Нины из булочной…

Я нервно хихикнула.

— Ты что?

— Извини. Это из-за названия. Мне всегда смешно, когда я его слышу[36].

— Что слышишь? Ириски «Uncle Joe’s Mintballs»?

— Да. — Я пыталась подавить смех, но, с другой стороны, понимала, что если перестану смеяться, то тут же заплачу.

Мама поморщилась. Думаю, она тоже была готова расплакаться.

— А знаешь стишок про эти ириски?

— Нет.

Мама сказала, понизив голос:

— Эти мятные ириски

Как крысиный яд из миски.

Дай их съесть своей бабуле —

Пусть отправится к дедуле.

Мы уставились друг на друга и вдруг расхохотались. Я смеялась так, что у меня заболели ребра, мы все смеялись и смеялись, мама покраснела, я стала икать. Вдруг мама уронила на пол коробку с ирисками, она покатилась по полу к двери, стало еще смешнее, мой малыш проснулся, мама попыталась взять его на руки, но не смогла справиться с ремнями, и нам опять стало смешно.

И тут бабушка открыла глаза и сказала:

— Слепит.

* * *

Я крепко зажмурилась. Если не открою глаза, то, может быть, еще смогу вернуться. Я все еще чувствовала ладонью теплый камень. У Джимми в челке застряли семена одуванчика. Мне захотелось смахнуть их, снова прикоснуться к его пушистым волосам. Но между нами выросла какая-то темная стена, и я поняла, что его уже нет рядом. И Билла нет, никого нет. Я так и не села в лодку. Безобразие!

* * *

— Проснись, бабушка. Тебе предстоит дать имя моему сынишке. Мы все ждем, когда ты его назовешь. Нельзя ведь всю жизнь называть его Крошкой-бананом — в школе станут дразнить.

Я растирала ее маленькие холодные пальчики, мама пошла за медсестрой. У бабушки дрогнули веки, у меня пересохло во рту.

— Бабушка? Бабушка!

Она глубоко вздохнула, но не шевельнулась. «Если она сейчас умрет, все решат, что это я виновата», — подумала я.

— Ну же, — прошептала я.

Вдруг малыш дважды чихнул, и я заметила, что бабушка немного изогнулась. Наклонившись к ней, я увидела, как ресницы затрепетали, и из одного глаза выкатилась огромная слеза. На секунду застыла, а потом растеклась по морщинкам на щеках у бабули. Бабушка поджала губы, и я поняла, что она пытается что-то сказать. Складки вокруг рта стали еще глубже.

— Что, бабушка? Что?

Она часто дышала, но не произносила ни звука. Я отпустила ее руку и побежала за мамой.

* * *

Мне хотелось сказать: «Пожалуйста, позвольте мне вернуться». Дайте мне что-нибудь, быстрее, пока я еще не забыла, как туда попасть. Если бы только можно было спокойно заснуть, если бы выключили этот слепящий глаза свет. Я изо всех сил пыталась заговорить, но не могла вымолвить ни слова.

* * *

— Что она пытается сказать? — спросила меня мама, пока медсестра измеряла ей пульс.

— Не знаю. Зубов-то нет…

Медсестра подключила какие-то аппараты и присоединила к бабушке новые трубки, потом открыла больничную карту и записала что-то. Бабушка пару раз фыркнула и застонала. Медсестра отложила карту и наклонилась к бабуле, приложив ухо к ее губам. Нахмурилась. Мы ждали. Медсестра выпрямилась.

— Похоже, она выиграла какую-то поездку. На двоих. Схожу за врачом.

* * *

Я хотела сказать совсем не то.

* * *

В этот день мы решили дать имя моему сыну, а еще это был бабушкин день рождения. Медсестры стояли у ее кровати и хлопали, а я сфотографировала бабусю одноразовым фотоаппаратом. Бабушка сидела в новом халате, а на коленях у нее красовался торт. В объектив попала ходильная рама, но, чтобы ее убрать с фотографии, мне пришлось бы отрезать бабушке руку. Я так ей об этом и сообщила.

— Ну так и отрезала бы, какой от нее толк, — отозвалась она. — Знаешь, почему люди хлопают, когда какой-нибудь старик или старуха говорят, сколько им лет? Потому что все удивляются, что они еще не померли.

— Кажется, инсульт не сказался на речи, — пробормотал папа.

— Да. Честно говоря, ей крупно повезло. Если, конечно, можно так сказать о человеке, который теперь не сможет нормально ходить и которого до конца жизни придется кормить с ложечки. Ей ужасно надоело все время лежать, она очень расстраивается из-за этого. Бабушка ведь всегда была такой подвижной. Много ли ты знаешь старушек, которые в восемьдесят один год могут нагнуться, не сгибая коленей, и достать до земли?

— Ну, знаешь, она ведь такая маленькая. Ей до земли ближе.